Сычев К. В. - Роман Молодой
– Эй, Абдулла! – вдруг крикнул Тимур. Его громкий властный голос раскатился по всему шатру. Князь Роман вздрогнул. Из темного угла выскочил рослый чернокожий раб. – Беги же, Абдулла, туда, – Тимур вытянул перед собой руку, – и принеси подарки этого уруса!
В молчании стоял князь Роман перед известным на Руси, как Темир-Аксак, полководцем, с любопытством, без тени страха, рассматривая его. Это был рослый, лишь немногим ниже самого князя, но намного выше русских воинов, широкоплечий, с большой величественной головой человек. У него были густые коричневато-рыжие брови, большая, такого же цвета борода и длинные усы, рыжеватые волоски которых западали на изящные красивые губы. Полководец был одет в синий гладкий шелковый халат без всяких рисунков и драгоценностей. Длину его волос, густых, темно-рыжеватых и, судя по пробивавшейся на высокий лоб пряди, совсем без проседи, нельзя было разглядеть из-за высокой белой шапки, увенчивавшей голову, на верхней части которой сверкал крупный рубин, окруженный жемчугом и другими драгоценными камнями. Русский князь, увидев блеск драгоценностей, только теперь обратил внимание на то, что свет в шатре падал из большого отверстия в потолке, открытого и для освещения и для доступа свежего воздуха. – Вот какой мудрый этот славный человек! – подумал он, уставившись на длинные, вытянутые вперед из-под халата ноги Тимура, одетые в легкие, тоже синего шелка, штаны и черные матерчатые китайские туфли, усыпанные драгоценными камнями.
Тем временем чернокожий раб сновал взад вперед, складывая перед своим повелителем многочисленные мешки и тюки. Наконец, он, тяжело вздохнув, остановился рядом с русским князем и сказал: – Все, государь, я принес подарки этого белого человека! Больше ничего нет!
– Ладно, Абдулла, – кивнул головой Тимур, – иди на свое место!
Он встал, прищурился, и, пройдя мимо русского князя, приблизился, хромая, к сложенной неподалеку куче. – Вот теперь я узнаю великого воина! – подумал Роман Михайлович, увидев изуродованную шрамами ладонь полководца, его вытянутую, не сгибавшуюся правую руку и тяжелую поступь. – Он получил немало ран в жестоких битвах! Я теперь ни за что не поверю в ту ложь, которую о нем распускают! Он – благородный человек!
Между тем Тимур пощупал тяжелые мешки, достал из одного большой серебряный слиток, извлек из тюка шкурку черной куницы, осмотрел все это, поцокал языком и, повернувшись лицом к князю Роману сказал: – Ладно, коназ-урус, твоя дань хоть и не обильна, но добротна! Твое серебро – полновесное, а меха – дорогие! Но я слышал, что другие коназы-урусы привозили Тохтамышу очень большую дань! Больше твоей! Разве не так?
– Так, государь! – ответил Роман Михайлович. – Но я же доставляю дань только от одного города, Чернигова! А у них – богатые уделы и множество городов!
– Неужели? – улыбнулся Тимур, и маска жестокости на его лице сразу же сменилась доброжелательной улыбкой. – Тогда у меня нет к тебе других слов, кроме похвалы! Послушай же, коназ-урус, Ромэнэ! Я правильно назвал твое имя?
– Правильно, государь! – громко сказал русский князь.
– Тогда продолжай каждый год отвозить свою дань или «выход» в Сарай! – на лице Тимура вновь отобразилась суровость. – Пока я не знаю кому, но, видимо, другому царю, моему ставленнику! А там не за горами то время, когда я покорю своим острым мечом всю землю, и мы снова увидимся! А сейчас я отпускаю тебя домой с миром и добрыми словами! Иди же, коназ Ромэнэ, и вспоминай меня, своего господина, повелителя всей земли! Я хотел лишить тебя жизни, а твоих людей обратить в рабство, но, поговорив с тобой, передумал! Это было бы несправедливо, ибо ты сказал только правду и не виноват ни в чем передо мной! Ступай же!
ГЛАВА 12
МОСКОВСКИЙ ПОСЛАННИК
Дмитрий Ольгердович восседал в своем большом черном кресле на совете бояр в хорошем настроении. Он только что вернулся с добычливой охоты по первому снегу. Шел декабрь, однако после снегопада сильно потеплело. Княжеские охотники подали совет – выехать в лес, чтобы пройти по первым звериным следам. Брянский князь так и сделал. В результате они выследили и добыли целый выводок кабанов, крупного лося и застрелили из луков нескольких зайцев. – На этот раз мы добыли немало дичины! – думал князь, глядя на споривших по местным делам бояр. – Значит, скоро отведаем вкусного мяса!
Он не слушал своих бояр, увлекшихся обсуждением строительства нового моста за Козьим болотом. Прежний обветшал, и уже не было смысла обновлять его. Учитывая многочисленные просьбы брянских горожан, князь предложил изыскать средства на возведение нового. Сам он не хотел тратить серебро из своей казны, но рассчитывал на помощь бояр и богатых купцов. Однако брянская знать тоже не хотела тратить свои деньги. Поэтому разгорелся спор. У князя Дмитрия уже созрело собственное решение вопроса, но он ждал, давая боярам возможность полностью высказаться.
Дмитрий Ольгердович недавно вернулся из Литвы, где пребывал по воле великого литовского князя Витовта. Последний призвал своего брянского подданного еще в августе, объявив о подготовке к походу на «превеликого царя Темир-Аксака». Витовт уже давно знал о поражении ордынского хана Тохтамыша от войск восточного полководца, о бегстве последнего в Крым и занятии Тимуром столицы Белой Орды – Сарая-Берке.
Гонец Витовта, прибывший в Брянск, потребовал, чтобы князь Дмитрий со своими воинами срочно выехали в Смоленск, где должен был состояться сбор всех литовских сил.
– А оттуда мы пойдем на страшного врага, чтобы вернуть на сарайский трон царя Тохтамыша! – сказал он, передавая слова великого князя Витовта.
– А зачем возвращать ему трон? – думал тогда недовольный Дмитрий Брянский. – Он ведь – наш лютый враг и злодей! Разве не он взял обманом Москву и перебил невинных людей?
Однако приказ Витовта был обязателен для исполнения особенно теперь, когда польский король Ягайло стал называть его во всех «грамотах» великим литовским князем. Ссориться с Витовтом означало потерять Брянск, а этого Дмитрий Ольгердович не хотел.
Поэтому он вскоре, собрав почти тысячное войско, выехал к Смоленску.
Здесь, в самом деле, собрался весь цвет литовского войска: князья со своими дружинами, воеводы и бояре, многочисленные ополченцы. Прибыли даже польские ратники от короля Ягайло. Не хватало только смоленских полков. Однако, стоя у стен Смоленска, Витовт вовсе не собирался приглашать русских в совместный поход. Это было весьма странно, потому как смоленские воины очень часто сражались под знаменем Витовта против немецких рыцарей. Вместе с тем, литовцы довольно долго «готовились» к походу на Тимура, наступил сентябрь, а они все еще устраивали смотры войск и бесконечные пирушки. Вот уже пришли известия о разгроме Тимуром южных окраин Рязанского княжества и его неожиданном уходе в степи. – Москву спасла святая икона! – говорили многочисленные странники, приходившие в Смоленск. Оказывается, великий князь Василий Московский держал большое войско во главе с воеводой, князем Владимиром Андреевичем Серпуховским, на Оке, ожидая вторжения Тимура. Тем временем митрополит Киприан отправил своих людей во Владимир за чудотворной иконой Божьей Матери, а по возвращении их в Москву устроил торжественный крестный ход с этой иконой. Примерно в это же время Тимур, получив известие о беспорядках в захваченных им землях и обнаружив, что осада и захват русских городов большой добычи не дают, но приносят ощутимые потери, отдал приказ уходить назад. В Москве это было воспринято как чудо, а день 26 августа великий князь Василий Дмитриевич объявил праздником «во славу Господа Бога и Его пречистой Матери Богородицы».
