Екатерина Левина - Соловей для черного принца
— Во время убийства он был далеко от Китчестера. По крайней мере, его слова подтвердились. Хотя никто не принимает их всерьез. Все равно все твердят, что это он!
— Думаю, мы скоро узнаем. Полиция все выяснит, не так ли?
И полиция действительно все выяснила. Вскоре нам сообщили, что в окрестном лесу поймали беглых преступников, сбежавших из солсберийской тюрьмы пару месяцев назад. Память моя услужливо подсказала мне, что я сама однажды встретилась с этими беглецами, заехав вглубь леса на болота: обладателем скрипучего, как заржавевшее колесо молотилки, голоса и его дружком Бо, скрытым в пелене тумана. Тогда я и не подозревала, какой опасности подверглась, оказавшись наедине с преступниками и возможными убийцами. То, что они виновны в убийстве Сибил у полиции не было сомнения. Среди их вещей обнаружились кухонный нож из замка, который, как выяснилось, пропал из кухни еще несколько недель назад, и украшения, снятые с тела: цепочка с жемчужной капелькой и аметистовая брошка-соловей.
Сами же задержанные клялись и божились, что нашли эти вещи в овраге, неподалеку от Китчестера.
— Не пропадать же добру! — заявил Сэм Хиз своим скрипучим голосом на дознании. — Я, что ль осёл на двух копытах от бесхозного имущества отворачиваться?! Ножичек хорош — в любом деле сгодится! А побрякушки, так то загнать можно за милую душу!
Однако в эти "россказни" официальные лица не поверили. Они были полностью убеждены, что убийцы, совершившие неслыханное по своей наглости преступление, найдены. Жюри вынесло окончательный вердикт и постановило направить дело в лондонский суд.
— А кто же еще это мог быть? — спросила тетя, когда мы возвращались с дознания. — Трудно представить, что это сделал кто-то из домочадцев. Нет, нет и нет! Случись такое, я бы себе не простила, что позволила тебе жить в Китчестере бок о бок с убийцей.
— Что будет дальше? — пробормотала я. Смотреть тете в глаза я не решалась. Мне казалось, что она, как и я, не верит в то, что говорит, хотя и старается убедить меня в этом.
— Полиция будет продолжать заниматься своим делом, ведь впереди еще суд. А мы постараемся забыть обо всех ужасах. Но конечно же не о Сибил, не о нашей дорогой Сибил… Пройти через дознание — довольно жестокое испытание! Как у тебя хватило сил прожить этот день? Будто заново пережить всё… Еще эти бескостные трещотки! Теперь они не оставят тебя в покое, и про Сибил наговорят бог весть что!
— Сколько же это будет тянуться? Неужели это никогда не кончится?
Я понимала, что в Китчестере с большим облегчением восприняли версию полиции, тем более на счету этих двоих уже имелись преступления: грабежи и драки. Теперь за приписанное убийство им грозила виселица, но никого из Китчестера не заботило это. Главное, их самих оставят в покое и "грязное белье" будет скрыто от посторонних глаз в темноте самых непроницаемых глубин замка.
Сама я в эти дни была настолько опустошена и растеряна, что и мне было все равно. Я как будто отмахнулась от справедливости. Бессилие перед лицом смерти, перед истинным убийцей, который затаился в стенах замка и, подобно пауку, терпеливо выжидал роковой минуты, чтобы поймать жертву в смертельные сети, сделало меня апатичной ко всему. Однако последний, как он думал, шаг вновь обернулся неудачей. И все же я категорично отказалась от наследства и покинула Китчестер. Ведь именно этого он добивался! Хотел убрать меня с дороги — и вот, дорога пуста. Но я не могла сказать с уверенностью, что это удовлетворит убийцу.
В деревне разговоры не утихали, а день изо дня всё полнились новыми домыслами и догадками, некоторые из них переходили все грани приличий и потому обсуждались только шепотом и красноречивыми жестами. Но вскоре даже самые лихие говоруны уступили фактам, и все решили, что, слава богу, еще легко отделались! Ведь эти головорезы без труда могли напасть на деревню и подвергнуть истязанию добропорядочных жителей.
И всё же, когда самые болтливые языки начали уставать, а разговоры сосредоточились вокруг предстоящего суда, предав забвению главное зло округи, Дамьяна Клифера, произошло нечто.
В то утро, как всегда еще до завтрака, пришел молочник. Обычно, если позволяло время, он оставался у Финифет на кухне выпить чашку чая, но на этот раз не задержался. После его ухода экономка суетливо поднялась к тете Гризельде, а через несколько минут я услышала их спешные шаги у своей двери. На лице Фини, когда она распахнула дверь, не было и кровинки. Ее глаза округлились от ужаса и возбуждения, которые могли быть вызваны только дурными известиями.
— Мисс Роби! Мисс Роби, случилось еще одно несчастье! Вы не поверите! Да сперва никто не поверил! Разве кто ж ожидал от него подобное?! Да никто, вот вам крест! Ой, что же теперь будет?! Он же себя сгубил!
— Финифет! — гаркнула тетя, возвышаясь за спиной экономки. — Ближе к делу!
— Что случилось? — в груди что-то оборвалось, я схватилась за столбик кровати, чтобы не упасть, и в упор смотрела на Фини. А та закатила глаза и с плаксивым воем выдала:
— Такой молчун и тихоня, а вишь ты, со своим бесом запазухой! Рэй Готлиб ударил ножом твоего мистера Клифера! И все из-за бедолажки Сибил, из-за нашей несчастной девочки… Парень мстил, мисс Роби! Когда его поймали, он все твердил, что полиция слепа и не видит, кто на самом деле повинен. Ой, что же теперь будет?! Его же повесят!
— Не болтай глупостей, никто его не повесит… Да не волнуйся ты так, Роби, жив твой мистер Клифер, жив. Рэй его только ранил, и если бы Фини поменьше ойкала, она бы давно это сказала. А Рэя не повесят, хотя и упекут за решетку… Ну что ж, он сам выбрал свой путь. И я его могу понять. Он любил Сибил… Только жаль его. Мальчик лишился всего: и суженой, и свободы, и семьи. Ведь Готлибы отвернутся от него.
— И все-таки поделом этой белобрысой бестии. Наверное, он не так уж и безгрешен, если Господь допустил такое. Может быть, полиция и впрямь слепа? Люди тоже не слишком-то доверяют этим бобби…
— Хватит лясы точить! — вновь прикрикнула тетя на экономку. — Уже завтракать пора, а ты все тут вертишься! А ты, Найтингейл, не вздумай отправиться в Китчестер! Еще не хватало! Этот негодник живуч, как скользкий угорь. И твое присутствие там совершенно ни к чему.
Когда я осталась одна, то без сил опустилась на кровать и закрыла лицо руками. Хотелось выплакать душу, но слез не было. Тогда я стала молиться…
Виолетта навещала меня каждый день. Она, впрочем, как и все мы, после страшной потери сильно изменилась. В ней исчезло без следа то мятежное легкомыслие, которое прежде владело ей и безудержно рвалось наружу, требуя исполнения всех тщеславных прихотей. Но больше всего меня поразила невозмутимая серьезность, читавшаяся в ее лице, будто она навсегда распрощалась с той взбалмошной кокеткой, какой покоряла Лондон. Мы часто уходили из Сильвер-Белла в лес, где, расстелив покрывало на берегу озера, подолгу сидели и наблюдали за колышущейся зеленоватой гладью воды или забирались в расщепленный дуб и читали: я книги, а Летти журналы.
