Мэри Маргарет Кей - Дворец ветров
Похоже, визирю крайне не хотелось отпускать их, но они не собирались задерживаться дольше, и после пространных изъявлений глубокого сожаления он самолично проводил гостей до ворот, ведущих в наружный двор, где оставался и продолжал разговор с ними, пока слуга ходил за их лошадьми и их охранниками, которых пригласили в гости солдаты дворцовой стражи. Таким образом, они покинули Рунг-Махал спустя почти час после расставания с раной, и, когда они проехали мимо часовых, Мулрадж задумчиво проговорил:
– Ну и зачем все это понадобилось? Старому негодяю было нечего нам сказать, и сегодня впервые дворцовые стражники оказали гостеприимство моим людям. Как по-вашему, что они надеются выиграть от этого?
– Время, – коротко ответил Аш.
– Да это-то понятно. Старый лис задержал нас своей болтовней почти на час, а потом слуга так долго ходил за нашими людьми и лошадьми, что я не удивился бы, узнав, что он заснул по дороге. Они хотели оттянуть наш отъезд – и преуспели в своем намерении. Но зачем? С какой целью?
Это они узнали через десять минут после того, как выехали за пределы города.
Рана действовал весьма быстро: в двух фортах, утром занятых лишь несколькими часовыми, появилось множество артиллеристов, которые сновали по стенам и стояли навытяжку возле орудий. Это зрелище не могло ускользнуть от внимания представителей Каридкота, возвращавшихся в лагерь, и должно было указать им на уязвимость и беззащитность их собственной позиции перед лицом столь грозной силы.
В лагере уже заметили происходящее, и кучки обеспокоенных мужчин, обычно спавших в тени после полудня, стояли на ослепительном солнце, пристально вглядываясь в форты и строя догадки о причинах сей зловещей демонстрации силы. Десятки предположений, одно тревожнее другого, передавались из палатки в палатку, и вскоре прошел слух, что рана собирается открыть огонь по лагерю с намерением перебить всех и завладеть деньгами и ценностями, привезенными из Каридкота.
Ко времени возвращения Аша и Мулраджа паника распространилась по лагерю со скоростью ураганного ветра, и только решительные действия Мулраджа, приказавшего лучшим своим людям навести порядок с помощью копий, мушкетов и латхи, предотвратили мятеж. Но ситуация, бесспорно, была исключительно неприятной, и через час после своего возвращения Аш отправил во дворец очередное послание с просьбой принять его завтра – на сей раз на публичном дурбаре.
– Зачем посылать во дворец так скоро? – негодовал Мулрадж, который, если бы у него спросили совета, предпочел бы сохранить лицо, возможно дольше игнорируя угрозу. – Разве мы не могли подождать хотя бы до завтра, прежде чем просить этого… этого обманщика об аудиенции? Теперь все подумают, будто он своими пушками поверг нас в такой ужас, что мы не посмели ждать ни минуты из страха, как бы он не открыл огонь.
– В таком случае их ждет разочарование, – сердито сказал Аш, которому с каждым часом становилось все труднее сохранять самообладание. – Пусть думают что угодно. Но мы уже прождали слишком много времени, и больше я не намерен ждать.
– Я бы премного порадовался такой новости, – вздохнул Кака-джи, – если бы мы могли хоть что-нибудь сказать ране. Но что еще можно сказать?
– Очень многое, что следовало бы сказать давным-давно, – коротко ответил Аш. – И я надеюсь, состояние здоровья позволит вам присоединиться к нам завтра, чтобы вы тоже могли все услышать.
Они все присоединились к нему – не только Кака-джи, но и все, кто присутствовал на первом дурбаре. На сей раз они попросили позволения прибыть в городской дворец ближе к вечеру. Они отправились туда во всем блеске лучших своих нарядов и в сопровождении тридцати копьеносцев в роскошном обмундировании. И хотя термометр в палатке по-прежнему показывал сорок три градуса, сам Аш облачился в самую полную парадную форму, чтобы проехать со спутниками по нестерпимой жаре в Рунг-Махал, где делегацию встретил мелкий дворцовый чиновник и провел в зал для публичных аудиенций. Здесь, как и в первый раз, гостей ждал весь двор, рассевшись тесными рядами между расписных арок.
Сегодня наружные арки с наветренной стороны были завешены куску сами, а с противоположной – тростниковыми чиками, которые, способствуя понижению температуры воздуха почти до прохлады, погружали Диван-и-Ам в тенистый сумрак, казавшийся еще гуще после яркого солнца снаружи. Но даже в этом сплетении теней и света Аш различил на лицах всех присутствующих самодовольно-выжидательное выражение, порой с оттенком презрения, и сразу понял, что все они с уверенностью рассчитывают стать свидетелями публичного унижения каридкотских эмиссаров и глупого молодого сахиба, выступающего от их лица, и восхититься ловкостью, с какой хитрый правитель Бхитхора разыграл свои карты и одурачил злополучных гостей. Какая жалость, сардонически подумал Аш, что им придется разочароваться и в том и в другом отношении. Он пренебрег любезными приветствиями, комплиментами и неискренними изъявлениями взаимного уважения и расположения, которые занимали уйму времени, и сразу приступил к делу.
– Я заметил, – сказал Аш, обращаясь к ране тоном, какого никто из присутствующих еще ни разу от него не слышал, – что ваше высочество сочли нужным ввести войска в три форта, господствующие над долиной. По этой причине я попросил о встрече с целью уведомить вас на публичном дурбаре, что, если хотя бы одна пушка выстрелит, ваше княжество будет захвачено правительством Индии, а сами вы будете низвергнуты и отправлены в пожизненную ссылку. Я хочу также уведомить вас, что намерен свернуть лагерь и возвратиться на наше первое место стоянки, за пределами долины, где мы останемся до тех пор, покуда вы не выразите готовность заключить соглашение. На наших условиях. Это все, что я хотел сказать.
Аш сам удивился мрачной уверенности своего голоса, ибо во рту у него пересохло от волнения и на самом деле он сильно сомневался, что правительство пожелает предпринять подобные действия – или вообще оказать хоть какую-то поддержку. Скорее всего, подумал он, ему объявят выговор за несанкционированные угрозы от имени правительства и «превышение полномочий». Но с другой стороны, присутствующие этого не узнают. У визиря отвалилась челюсть, а на ошеломленное лицо раны стоило посмотреть. Внезапно показалось, будто у всех до единого мужчин, сидящих сомкнутыми рядами, перехватило дыхание и они не могут ни вдохнуть, ни выдохнуть: хотя ветер по-прежнему жалобно подвывал, пролетая сквозь кускусы, и раскачивал чики с раздражающе монотонным стуком, ни единого звука больше не слышалось под расписными сводами. Аш осознал, что в данный момент любые дальнейшие разговоры лишь ослабят произведенное его угрозой впечатление, а потому, не дав ране времени ответить, он резким кивком сделал знак своим спутникам и широким шагом вышел из Диван-и-Ама, звеня шпорами и мечом, каковой звук казался неестественно громким в гробовой тишине.
