Элизабет Адлер - Удача – это женщина
— Знаешь, Бак, я влюблена.
— Надеюсь, в этот раз тебе плакать не придется.
— Нет, Бак. Я просто счастлива — вот и все.
— Это все тот же Мэтт? — Да.
— Поздравляю, дружок. Он прекрасный парень. Личность. С таким человеком, как Мэтт, скучать тебе не придется.
— Значит, ты не возражаешь?
— Разумеется, если хочешь узнать мое мнение. Только обещай в этот раз пригласить нас с мамой на свадьбу, — со смехом закончил он.
Лизандра почувствовала, что ее щеки вспыхнули.
— В первый раз, когда он мне сделал предложение, я отказалась… Так что теперь потребуется его согласие.
Бак снова громко расхохотался:
— Мне кажется, дорогая, что ты относишься к тому типу женщин, которые умеют добиваться желаемого. Желаю удачи, и помни — твое счастье в твоих руках.
Тут трубку перехватила Фрэнси, и Лизандра сообщила ей о своем решении:
— Мне теперь кажется, что я всю жизнь неосознанно стремилась к тому счастью, которое ты обрела с Баком, мама. Думаю, на этот раз мое время пришло. Я, наконец, поняла, что любовь требует от человека полной самоотдачи.
Слушая взволнованный голос дочери, Фрэнси рассеянно наблюдала через окно, как во внутреннем дворике гарцевали две породистые лошадки. Из сада доносился аромат роз, посаженных между стройными рядами винограда. Насколько ее жизнь была беспокойной и полной трудностей в начале, настолько она стала безмятежной и счастливой сейчас. Фрэнси старалась не вспоминать о неудачном браке дочери с Пьером. Мэтт, по счастью, оказался совершенно другим человеком, и Фрэнси об этом знала. Несмотря на некоторую экстравагантность, в нем чувствовалась мужская основательность и надежность, ведь у него хватило силы воли покинуть Лизандру, когда ему показалось, что она хочет им верховодить. Это стоило ему больших усилий, поскольку Фрэнси знала, как Мэтт любил ее дочь.
Тем не менее, она спросила:
— Ты уверена, что не ошибаешься?
— Ах, мама, что ты говоришь? — В голосе Лизандры послышалось искреннее удивление. — Какие же гарантии могут быть в любви? Разве ты, встречаясь с Баком, имела какие-нибудь гарантии? Пьеру удалось убедить меня, что он от меня без ума. Но Мэтт любит меня на самом деле — я это знаю. Будущее же — в руках Бога… — Она помолчала. — Знаешь, мама, я прочитала письмо Мандарина. Ты догадываешься, что в нем было?
— Да, я знаю содержание письма, — ответила Фрэнси со вздохом. — Он рассказал мне обо всем, когда мы приехали в его родную деревню и посетили храм его матери — Лилин. Но я дала ему слово, что никому не открою его тайну. Даже тебе.
— Ох, мама, он был таким храбрым. И стольким в жизни пожертвовал. И столько сделал для нас всех. Поэтому я решила последовать его совету. Мне следует поторапливаться, мамочка, а то я опоздаю на самолет. Пожелай мне удачи, ладно?
— От всего сердца, дорогая. Удачи тебе и счастья. Фрэнси улыбнулась и повесила трубку. Так, с улыбкой на губах, она вышла на порог, где сидел Бак, поджидая ее. Она присела рядом с ним и взяла его за руку.
— Она говорит, что желает себе такого же счастья, как у нас, — произнесла Фрэнси, глядя Баку в глаза. — Как ты думаешь, она права?
Бак посмотрел на нее и подумал, что Фрэнси по-прежнему так же красива, как и в день их первой встречи.
— Провалиться мне на этом месте, если это не так, — ответил он с улыбкой.
На следующее утро Лизандра села в самолет и вылетела в Австралию, где ее ждал Мэтт.
Эпилог
Много лет спустя, когда коммунистический Китай вновь открыл двери для иностранцев, Лизандра и ее муж Мэтт сели в древнюю джонку под черным парусом, отплыли из Шанхая вверх по реке, минуя Нанкин и Вуху, и, вырвавшись на просторы Желтой реки, понеслись по ее волнам среди живописных берегов, которые то превращались в высокие кручи, то снижались почти до уровня воды. Лизандра решила пройти путем Мандарина. Пока они плыли, она во всех подробностях рассказала Мэтту историю Мей-Линг и ее младшего брата Лаи Цина, поведала ему о маленьком братце Чене и о прекрасной наложнице Лилин. Но главный секрет Мандарина она не раскрыла даже Мэтту, человеку, которого она любила, и отцу троих ее детей, составивших счастье всей ее жизни.
Они вместе стояли на палубе, глядя, как их утлое суденышко приближается к покосившейся старой пристани, где уже суетились грузчики в синих, застегнутых под горло френчах, введенных в Китае председателем Мао ко всеобщему употреблению. Желтая потрескавшаяся земля тянулась до горизонта, а над ней неприветливо хмурилось низкое серое небо. Дорога, которая некогда вела к деревушке Лаи Цина, представляла собой теперь едва заметную тропинку.
Держась за руку Мэтта, Лизандра пустилась в путь по жалкой тропке, с любопытством осматриваясь кругом и надеясь обнаружить памятные места, известные ей по многочисленным рассказам матери и Мандарина. Но старый пруд, в котором раньше плескались утки, пересох, рисовые поля превратились в болота, а место, куда принесли трупик маленького Чена, дабы отдать его на съедение одичавшим псам и хищным птицам, напоминало о себе лишь жалкими высохшими остовами пышных когда-то деревьев. Стена из утрамбованной глины, опоясывавшей деревню, разрушилась полностью, многочисленные собаки куда-то подевались, а на месте домиков крестьян красовались кучки желтоватых камней.
Лизандра невольно содрогнулась, глядя на это запустение, — ничто вокруг не напоминало ей о Мандарине, и печально повернулась, чтобы идти назад, втайне уже начиная сожалеть, что вообще сюда приехала.
И неожиданно она увидела холм, на котором алел на фоне стального неба прекрасный и яркий храм.
Лизандра и Мэтт торопливо зашагали к холму и стали подниматься по узкой обрывистой тропинке. Оказавшись на вершине холма и переведя дух, они молча застыли, созерцая прекрасное строение, которое сохранило свою красоту, несмотря на то, что алый лак отчасти выцвел и потрескался, а позолота давно облетела.
Потом они вошли внутрь и увидели, что на полу, скрестив ноги, сидит старый-престарый отшельник. Он был настолько дряхл, что, казалось, его кости с трудом поддерживали морщинистую высохшую плоть. Лицо старика напоминало обтянутый кожей череп, обрамленный узкой седой бородкой, но глаза на этом лице жили и источали мудрость и добро. Повинуясь внезапному порыву, Лизандра низко поклонилась отшельнику. Она подсела к нему и заговорила на китайском языке.
— Достопочтенный старец, извините нас за то, что мы нарушаем ваши благочестивые размышления своим грубым вторжением, но я пришла сюда, чтобы засвидетельствовать уважение своим достопочтенным предкам.
