Александр Вельтман - Приключения, почерпнутые из моря житейского. Саломея
Когда зашел разговор о баштанах и огородах, она спросила по-русски шепелявым языком на манер французского:
— Из чего делаются огородные чучелы?
Софья Васильевна покосилась на дочь, хотела замять ее вопрос каким-нибудь другим вопросом, но Федор Петрович, как учтивый кавалер и знающий, что такое чучело, не упустит отвечать:
— Огородные чучелы разные бывают-с: ворону дохлую вешают, или кафтан распялют на палке.
Без Софьи Васильевны положение Федора Петровича было бы затруднительно. Саломея Петровна загоняла бы его; Петр Григорьевич, как мужчина, своими рассуждениями поставил бы его в тупик, и Федора Петровича не заманить бы вперед и калачами; но Софья Васильевна так умела ловко спрашивать, подсказывать ответы, а иногда и отвечать вместо гостя; так умела внушить в него доверенность, что он мил, любезен, умен, остер; так умела поджечь душевное довольствие самим собой и всем окружающим, что Федор Петрович разгуторился, разговорился и так легко себя чувствовал, как будто в обществе своей собратий офицеров. О, это совсем не то, что у Петра Кузьмича, где он сидел как связанный, не зная что говорить с Аграфеной Ивановной и с ее жеманной дочкой. Там ему все как будто стыдно было, неловко, все хотелось уйти домой, да не пускают. Только Саломея Петровна как-то мешала ему: он на нее и смотреть боялся, смотрит только на Катеньку. После обеда предложили Федору Петровичу сесть в вист. Катенька села подле маменьки. Саломея Петровна ушла в свою комнату и занялась беседой с Маврой Ивановной, которую, вы помните, она решилась очаровать своим умом, добротой и великодушием, чтоб доказать ей, как глупы люди, которые хвалили дочку Софьи Васильевны, Катеньку, а не Саломею. Это чувство ревности к слухам глубоко затронуло ее, и она умасливала старушку своими ласками и вниманием донельзя, затерла в глазах ее Катеньку, не даст Катеньке слово промолвить с старушкой, не только что чем-нибудь угодить ей. Подобная предупредительность, при которой все другие остаются назади, имела свое влияние. Катенька перед Саломеей Петровной казалась девочкой самой обыкновенной, только что не деревенской. А Саломея Петровна, осыпая то ласками, то подарками, поневоле вызывала восклицание: «Какой ангел!»
Как ни удивлялась старушка Мавра Ивановна доброте Саломеи, как ни приятна ей была сначала эта доброта, в которой она видела уважение к своей старости, но вскоре что-то тяжелы стали Мавре Ивановне ласки Саломеи Петровны; точно как будто бы старушка становилась рабой прихотливой девочки: смертельно хочется домой отдохнуть, — «нет, нет, нет, не пущу вас, Мавра Ивановна!» — Мавра Ивановна и оставайся. Мавра Ивановна и ночуй, когда то угодно Саломее Петровне.
— Матушка, мне надо завтра рано вставать к заутрене; а вы долго изволите почивать: чтоб не потревожить вас.
— Нет, нет, нет! Я сама рано встану! — И уложив Мавру Ивановну подле себя, проговорит с ней целую ночь и уснет перед заутреней.
Мавра Ивановна и слышит колокол, да встать не смеет, чтоб не потревожить сладкого сна Саломеи Петровны.
Все это так тяжко Мавре Ивановне; да что будешь делать: за оказываемые ей ласки нечем платить, кроме повиновения. Иногда Мавра Ивановна утомится, сходит к празднику к обедне, рада бы соснуть; да Саломея Петровна карету прислала, просит к себе пожаловать, и поезжай! Совестно: как можно, чтоб даром карета прокатилась!
На другой же день Василиса Савишна успела побывать у обеих сторон.
— Ну, что, сударыня, Софья Васильевна, как вам понравились?
— Бог знает, милая, как тебе и сказать. Только уж во всяком случае это не жених Саломее. Катеньке — дело другое.
— Не понимаю, а кажется кавалер на редкость.
— Да не для Саломеи; ей избави бог и сказать об этом; она скорее умрет.
— Вот, сударыня, Софья Васильевна, и затруднение! Сами вы говорили, что старшую наперед отдадите, я так и дело вела; о Катерине Петровне и слова не было. Уж знать бы, так Саломею Петровну и не показывать на первый раз. Катерина Петровна красавица, нечего сказать, да очень молода и не кидается в глаза.
— Ты, Василиса Савишна, перерви как-нибудь дело.
— Право, сударыня, я уж и отчаиваюсь, уж знаю вперед, что такой человек, как Федор Петрович, прельстился Саломеей Петровной; и как заберет в голову, так не скоро выбьешь.
— Гм! — грустно произнесла Софья Васильевна, — правда твоя, — при Саломее Кати не заметишь. Я же ее по сю пору ребенком держу.
— Вот то-то и есть! Поеду, узнаю, что и как.
— Поезжай, да тотчас же приезжай сказать мне.
— Не буду медлить. На всякий случай придумаю какую-нибудь штучку, чтоб отклонить его от Саломеи Петровны.
— Зови его сегодня на вечер к нам; я Саломею куда-нибудь отправлю.
— Уж, конечно, матушка: нет солнца, и месяц светел. Прощайте покуда, сударыня…
Федор Петрович мечтал, расхаживая по комнате, когда Василиса Савишна явилась к нему.
— Здравствуйте, батюшка, Федор Петрович! По лицу вижу, что вы веселы и радостны. Как изволили ночевать, не было ли чето в думке, не приснился ли кто-нибудь? Довольны ли, сударь, знакомством?
— Очень-с! Не прикажете ли чайку?
— Не лишнее. Ну-с, как же вы провели время?
— Очень, очень хорошо-с, прекрасные люди! Уж видно, что знатные.
— Что ж вам особенно-то понравилось, Федор Петрович?
— Все понравилось! Признательно сказать, что уж тут похулить нечего.
— Да особенно-то что?
— И дочка понравилась! такая миленькая! Не понравилась мне только француженка, гувернантка, что ли.
— Какая француженка?
— Да все по-французски говорила: мадам Саломэ, кажется.
— Мадам? Что вы это, Федор Петрович, это старшая дочка.
— Неужели? Так которая ж невеста-то?
— Обе невесты, да вам бог верно судил и само сердце избрало меньшую.
— Меньшую? Катеньку? славная девочка! а правду сказать, и та хороша, на вид еще авантажнее. Ну! какого же я промаху дал! Вообразил, что она француженка.
— Э, ничего, Федор Петрович, что за беда такая.
— Как что за беда! как-то стыдно.
— Ведь я не перескажу.
— Пожалуйста, не сказывайте; а то я в глаза не взгляну, право!
— Не бойтесь. Так дело решенное. Софья Васильевна просит вас сегодня на чашку чаю.
— Да как же, Василиса Савишна, за которую же вы будете меня сватать?
«Вот тебе раз! — подумала Василиса Савишна, — уж я знаю, что он привяжется к Саломее Петровне!..»
— Помилуйте, Федор Петрович, не на обеих же вам жениться! Ведь вам понравилась Катерина Петровна; чай, вы уж и присматривались в нее…
— Оно так, да та повиднее, и голос-то какой! уах!
