Кэтрин Полански - Крест и полумесяц
– И что, евнухи часто имеют связь с женщинами гарема? Разве это разрешено? – решилась уточнить она.
– Запрещено, конечно! Но кого это останавливает? Здесь очень скучно. Вот вчера Сааддат и Маджут обсуждали, как бы соблазнить того нового молоденького гарем-агалара, Амира, – поведала Хафиза.
– А он хочет, чтобы его соблазнили? – Злата представила картину соблазнения: дамы получат намного больше, чем рассчитывали.
– Да кто у него спросит! – хихикнула Хафиза. – Ты видела Сааддат?
– О да! – рассмеялась Злата.
Она даже посочувствовала Амиру: Сааддат – иранка лет тридцати – была дамой крепкой, гренадерского роста и солидного телосложения. Если такая решит соблазнить, то объект и пикнуть не успеет. Представив, как Сааддат зажимает в углу Амира, Злата почувствовала какую-то странную ревность, будто она имеет какие-то особые права на него.
– Боюсь, что скоро одним девственником в гареме станет меньше, – улыбнулась Хафиза.
«Вряд ли Амир девственник, – подумала Злата. – Девственники так непринужденно не ведут себя, оказавшись наедине с девушкой».
– А почему женщины вступают в отношения с евнухами? Разве мужчина не может проникнуть в гарем? – Злата решила выяснить этот вопрос, чтобы решить, насколько сильные карты у нее на руках. Если уж решаться на шантаж, так пусть у нее будут одни козыри, а не шестерки.
– Если мужчину поймают на территории гарема, а уж тем более с женщиной, то его оскопят, выпорют кнутом, выжгут глаза и выкинут вон, если он, конечно, жив останется после всего этого, – объяснила Хафиза.
– А что сделают с женщиной, пойманной с мужчиной? – Если уж выяснять, то все до конца, дабы знать, чем против нее может сыграть Амир.
– Ее высекут кнутом, разденут до хамиза, отнимут все украшения и выгонят за ворота. Любой сможет сделать с ней на улице все, что хочет. Женщина без чадры и хиджаба вне дома – пария.
Хм… Опасно, конечно, оказаться почти голой на улице, правильно Амир предупреждал, но ведь это же улица! Именно оказаться за воротами дома, вырваться из гарема – ее цель! Неважно, какие опасности ее еще ждут, ведь появится шанс добраться до русского посольства и вернуться домой, к отцу! Только вот придется собственными руками отправить молодого и красивого мужчину на смерть… Нет, невозможно! Но вот вынудить его содействовать ее побегу – можно.
На этом Злата свернула разговор о евнухах и мужчинах, и девушки еще долго болтали о прочитанных романах. Хафиза оказалась весьма образованной девушкой, в доме ее родителей была приличная европейская библиотека, отец исправно снабжал француженку-мать книгами.
– А как ты оказалась в этом гареме? – поинтересовалась Злата у девушки, которую уже склонна была называть подругой.
– О! Я здесь не джарийе, не наложница, я – хатум. Главная жена. Правда, я единственная жена, старшая супруга умерла несколько лет назад. – Хафиза сказала это даже с гордостью. – Мой отец дал мне хорошего мужа.
– Жена? – Злата уставилась на молоденькую и милую Хафизу округлившимися глазами. Эта непосредственная и добрая девушка – жена того злого и страшного мужчины, который зачем-то похитил ее, Злату?
– Да. Только вот господин всего один раз взял меня на ложе. Наверное, я чем-то не угодила ему. Но я рада, что он не вспоминает обо мне. – Хафиза нервно поежилась. – Наверное, я плохая жена.
– Не знаю, какая ты жена, но я бы умерла, если бы этот человек прикоснулся ко мне. – Злата обняла новую подругу и погладила по голове. – Не расстраивайся.
– Ох, я рада, что так сложилось. Только вот я не понесла ребенка, так что он еще позовет меня на ложе… У мужа нет пока детей. Прежняя хатум умерла родами, и сын вместе с ней.
Тут Злата вспомнила, что никто еще так и не сказал ей, в чьем доме она оказалась, кто ее похититель.
– Хафиза, а как зовут твоего мужа? – осторожно спросила она.
– Ой! – Девушка прижала ладошки к щекам и испуганно взглянула на Злату. – Джанан не велела говорить с тобой о господине!
– Не волнуйся, – успокоила ее Злата. – Нельзя – значит не говори. Я больше не буду спрашивать.
Злата испугалась, что лишится подруги, единственного человека, который искренне и открыто с ней общался.
– Спасибо… Я тут хатум, но я не чувствую себя главной. Здесь командует Джанан. – Хафиза пригорюнилась, в глазах блеснули слезы.
– Не плачь! – Злата снова обняла девушку. – Хочешь, я помогу тебе? Я не боюсь Джанан, и вместе мы добьемся, чтобы ты заняла место, принадлежащее тебе по праву!
– Правда? – оживилась Хафиза.
– Чистая правда. Одна голова хорошо, а две лучше. Мы сможем, вот увидишь!
– Ты первая, кто здесь просто заговорил со мной. Все остальные опасаются неизвестно чего: я ведь хатум, со мной надо дружить, но никто не хочет ссориться с Джанан. – Хафиза вытерла слезы и доверчиво взглянула на Злату: – Ты правда мне поможешь?
– Естественно. Джанан мне совсем не нравится. Впрочем, мне и муж твой не нравится, и вообще… – Злата хотела сказать, что мечтает о побеге, но решила, что пока не стоит. Вот если она действительно сделает эту девочку полноправной хатум, тогда и попросит у нее поддержки. Можно одной рукой шантажировать Амира, а другой – устраивать революцию в гареме.
– Тогда я прикажу хадимам пропускать тебя в мои покои в любое время. И запрещу говорить об этом Джанан.
– Хорошо. Но давай не будем привлекать внимания к нашей дружбе. Я здесь изгой, на особом положении, хатум не пристало со мной общаться. Так что до вечера.
Глава 10
Весь день Злата предавалась размышлениям о том, как бы устроить в гареме самую настоящую революцию, вроде французской, о которой она так много читала. Вряд ли ей удастся поднять джарийе на баррикады и разрушить стены гарема, как Бастилию, но одной облагодетельствованной хатум, Злата надеялась, хватит, для того чтобы увеличить шансы выбраться отсюда.
Джанан по отношению к Злате вела себя ровно (видимо, получила соответствующие указания), но девушка видела уже не раз, как презрительно катибе-уста относится к другим женщинам в гареме. Ее боялись, а евнухи и вовсе ходили по струночке. К Хафизе же Джанан относилась как к пустому месту.
Злата успешно противостояла мачехе, но скорее путем непротивления, чем открытой оппозиции. Любовь Андреевна тоже пыталась доказать всем, что в доме главная она, но Злата оставалась любимицей отца, и с этим мачеха ничего не могла поделать. При мыслях о доме слезы невольно наворачивались на глаза, и Злата даже всплакнула тихонько, хотя Джанан и учила, что плакать нехорошо, глаза опухают. А, пропади она пропадом, эта Джанан! Не может же она запретить Злате думать о папеньке. Как он там, ищет ли ее? Жив ли он вообще? Если жив, то, наверное, с ума сошел от беспокойства, а ему нельзя много волноваться: семейный врач говорил, что в последнее время сердце у Петра Евгеньевича начало пошаливать. И тут такое! И серьезная ли у него рана? Противная Джанан ни словечком не обмолвилась об отце и про похищение, будто девушка просто свалилась в гарем с неба.
