Жаклин Брискин - Обитель любви
Она не разговаривала с Бадом три месяца, с той самой ночи, когда он поцеловал ее. Чего только она не передумала о том поцелуе, прислушиваясь к своим многочисленным и приводящим в смущение ощущениям. Но она не потеряла от него голову. Амелия была наполовину человеком европейской культуры, к тому же воспитанным в тепличных условиях снобизма, пронизывающего мир ее матери, мадам Дин. Она смотрела на Бада несколько свысока. Он, как простой работяга, вкалывает на складе, закатав рукава рубашки до локтей! Он, по словам Три-Вэ, нанимался в услужение! И все же — никто на похоронах, кроме него, не выразил им своих соболезнований. И еще: он согласился помочь ей отомстить за отца. Он обращался с ней, как с ребенком, вплоть до того неожиданного поцелуя. Но и после он был к ней добр. Поэтому она считала его своим другом.
Подъехав к ней, он остановился.
— О, Амелия Дин, здравствуйте! Что вы нашли там, на земле, такое интересное?
— Паутину. Очень красивая.
— Ее сплел паук-фанель, дорогая.
Поднявшись с корточек, она по привычке сначала оправила платье, потом присела в вежливом реверансе.
— Мистер Ван Влит!
Красный платок был повязан вокруг его шеи. Солнце играло во взъерошенных светлых волосах. Он с улыбкой смотрел на нее сверху вниз.
— Вы охотитесь на медведя? — спросила она.
— Я загоняю скот.
— Три-Вэ говорил, что вы нанимались в услужение, — снисходительным тоном проговорила она.
«Негодная высокомерная девчонка», — весело подумал Бад.
— Нет, дорогая. Я был рабочим на нефтяных промыслах. А сейчас я просто помогал загонять скот. Заработал всего-навсего тарелку жареных бобов, потому что мне пришлось рано уехать. У меня свидание.
— Деловое?
— Вряд ли. Я танцую котильон с Мэри Ди Франко.
— Она ваша невеста?
— Мэри? Нет, но она из моего гарема.
После этих слов сдержанное выражение на лице Амелии исчезло. Она впервые за несколько недель рассмеялась.
— И большой у вас гарем, мистер Ван Влит?
— Средний.
— А где вы держите своих женщин?
— В Паловерде. Ты когда-нибудь видела Паловерде?
— Нет. Но Три-Вэ мне рассказывал. Это родовой замок предков вашей матери. Гасиенда.
— Именно. Если твой верный дракон не будет изрыгать огонь, я могу его показать.
— Мне разрешают ездить верхом одной, мистер Ван Влит.
Она легко вскочила на свою кобылу, уперев колено в переднюю луку седла.
Он перевел Киппера в галоп и поскакал вверх по склону холма. К его удивлению, она легко последовала за ним. Он снова пришпорил жеребца, и они поскакали наперегонки по холму, поросшему люпином. Издали цветы казались пепельно-красными. Вблизи же они были ярко-синими. Бад знал, что под этим цветочным ковром скрываются скальные выступы и норы сусликов, и хотя Амелия не отставала от него вот уже четверть мили, он забеспокоился, как бы она не вылетела из седла.
— Сдаюсь! — крикнул он.
Они остановили лошадей.
— Дорогая, вы прекрасная наездница. Пожалуй, я возьму вас в свой гарем.
— Вынуждена отклонить ваше великодушное предложение, — ответила Амелия. Щеки ее горели. Глаза блестели. — Ибо вторая по значимости цель моей жизни: уехать из Лос-Анджелеса.
— А первая?
— Разобраться с Южно-Тихоокеанской железной дорогой.
— В этом я помогу вам.
— Да. А потом я возвращаюсь домой. В Париж. — Она все еще как следует не отдышалась, и ее губы были раскрыты. Эти губы запомнились Баду, они были очень нежными и податливыми.
— И там будете счастливо жить?
— Мама говорит, что с тем великолепным dot[10], которое она мне даст, я буду очень богатой невестой. — Они ехали по высохшему руслу. — Конечно, она проиграет дело и никакого приданого не будет. Но я все равно не хочу выходить замуж за какого-нибудь жирного и старого буржуа, так что...
— Уйдете в монастырь?
— Я стану великой куртизанкой, как Дама с камелиями.
Он расхохотался так громко, что Киппер даже дернулся. Успокоив коня, он сказал:
— Интересное поприще!
— В Париже полно писателей, художников, музыкантов, людей с любопытными идеями. Они все будут приходить в мой салон. Мы будем проводить время в беседах настолько умных и интересных, что никому не захочется расходиться по домам.
Он подавил улыбку. Оказывается, она понятия не имела о том, каким образом та дама заработала свои камелии.
— А вы, мистер Ван Влит? Чего вам хочется?
— Остаться здесь, дорогая. С моими друзьями.
— Вы производите впечатление человека, которому предначертана более содержательная жизнь.
До сих пор Бад весело флиртовал с ней — так он общался с другими девушками. Но вдруг он стал серьезным.
— Здесь моя родина, — сказал он. — Видите этот куст, у которого стебель словно отполированный и сплошь увит листьями? Это манзанита. Он растет в Южной Калифорнии. Здесь его дом родной. Как и у меня. — Он показал вперед рукой. — А вон и Паловерде.
На плато между двумя полого спускающимися холмами протянулись длинные развалины. Красная черепица крыши местами обвалилась. Все восточное крыло дома вообще лишилось перекрытий. От серых стен остались лишь куски. Выстроенная из самана гасиенда Паловерде постепенно все глубже и глубже уходила в землю.
— Я здесь часто бывала во время прогулок верхом.
— Вы, кажется, разочарованы?
— Просто Три-Вэ описывал это место как какой-то... дворец.
— Это он для вас старался, — с улыбкой сказал Бад.
— Но дом и правда большой.
— Дорогая, со мной не нужно быть такой дипломатичной. Это просто полуразрушенное ранчо.
— Кто теперь его хозяин?
— Я. Недвижимость — одно из моих дополнительных деловых увлечений. Возможно, я как раз и есть ваш жирный и старый буржуа.
— Я никогда не смогла бы жить в Лос-Анджелесе, — без улыбки сказала Амелия.
Перед массивной запертой дверью намело высокий холмик пыли, трава, словно зеленые волосы, росла на еще не обвалившейся местами кровле, а из изъеденных непогодой саманных кирпичей торчала солома. Обогнув восточное крыло, они объехали вокруг фруктового сада и спешились в подковообразном внутреннем дворике. Грейпфрутовые деревья, овощи и розовые кусты, которые когда-то росли здесь, давно засохли, но после сильных зимних дождей из земли неудержимо полезли маки и люпин.
— Здесь красиво и очень пустынно, — сказала Амелия. — Почему этим владеет не ваша мама, а вы?
— Когда у отца были трудные дни, нам пришлось продать ранчо. В прошлом году я выкупил его.
Бад заплатил за Паловерде больше его настоящей цены. К тому же он не знал, что делать с этими развалинами и несколькими акрами бесплодной холмистой земли в пяти милях от города. Но он должен был выкупить ранчо!
