Нагиб Махфуз - Мудрость Хеопса
Позже преподаватель стал объяснять детям смысл этих слов, а потом читал им изречения и рассказы. Частенько он напоминал ученикам: «Воздай своей матери за все, что она сделала для тебя! Снабди ее хлебом в изобилии и носи ее, как она тебя носила. Ты был для нее нелегкой ношей. Когда ты родился после положенных месяцев, она еще долго носила тебя на руках и кормила своим молоком. Не докучай ей, ибо владыка слышит ее жалобы и отвечает на ее мольбы».
Джедеф с восторгом тянулся к учителю, наслаждаясь его стихами и сказками. Начальное образование длилось для мальчика семь лет, за которые он изучил основы наук и достиг мастерства в чтении и письме.
Помимо учителя Джедеф был сильно привязан к своему брату Нафе. Мальчик сидел рядом, пока тот рисовал и чертил, следя своими прекрасными глазами за извилистыми линиями, которые наносил брат и которые в своем скоплении представали самыми чудесными формами и произведениями искусства. Нафа умел передать на пергаменте и папирусе движения женских и мужских фигур, прекрасно рисовал лошадей, воинов с копьями, чертил планы красивых домов и мечтал стать архитектором. Когда Джедеф и Нафа проводили время вместе, их комната наполнялась задорным смехом. Старший брат придумывал шутки и проказы, и Джедеф просто хохотал от души, глядя на Нафу.
Однако его формировавшимся разумом полностью владел Хени. Его жажда к знаниям не довольствовалась простыми принципами, впитывая в себя теологию и высшие науки в этом раннем возрасте.
Джедеф стал хорошим писцом и Хени диктовал младшему брату отрывки из своих лекций, просвещая его молодой ум цитатами из Кагемни, великой Книги мертвых и поэзии Тайи. Все это мягко проникало в незрелый разум Джедефа вместе с аурой неуловимой неясности, пробуждавшей его от невинности и заставлявшей с тревогой и беспокойством размышлять о жизни.
Несмотря на угрюмую серьезность Хени, Джедеф очень его любил. Когда старший брат позволял себе отвлечься на игры, Джедеф с Гамуркой сразу неслись в его комнату. Мальчик записывал для брата лекции или с интересом листал расписанные картинками книги. Он разглядывал изображения Пта, владыки Мемфиса, и его длинный посох с резным концом, украшенный тремя символами — силы, жизни и бессмертия, а также Аписа, священного быка, в котором обитал дух божественного Пта.
Он забрасывал Хени вопросами, на которые тот терпеливо отвечал. Хени рассказывал Джедефу великие египетские мифы. Потрясали истории об Анубисе, главном боге в царстве мертвых, Апопи — олицетворении сил мрака и хаоса, враге бога солнца. Этот Апопи посылал своего огромного змея, чтоб остановить плавание ночной ладьи бога Ра, и тот выпивал весь подземный Нил. Джедеф пугался и прижимался к брату. Хени, погладив мальчика по густым волосам, успокаивал его:
— Бог Ра побеждает чудовище, а солнце снова всходит.
Беззаботное детство подходило к концу. Джедеф получил от него все сполна, и даже больше, однако его умственные способности переросли свой возраст.
Он был похож на молодое расцветающее дерево, покрытое пышной листвой.
10
К сожалению, время двигается только вперед и никогда не возвращается вспять. Неустанно спеша, оно приносит каждому человеку предопределенную именно ему судьбу, исполняя ее волю, вариации которой остаются единственным развлечением для скучающей вечности. От нее идет все, что время разрушает, и все, что возрождает, все, что веселится в молодости и стонет от болей в старости. Не стала исключением для течения времени и семья Бишару.
Главе семейства уже исполнилось пятьдесят. Его тучное тело стало обвисать, волосы поседели, и постепенно он начал утрачивать свою силу и энергию. Его нервы напрягались до предела, когда он все чаще и чаще кричал, ругая стражников и попрекая писарей. Бишару скорее походил на быка, который громко мычал, даже не испытывая боли, ибо по натуре обладал двумя качествами, никогда не сдававшимися на милость времени. То были его чувство чести и доброта его сердца. Он все еще пребывал в должности смотрителя на строительстве пирамиды Хуфу, и горе тому просителю, который осмеливался обратиться к нему, если тот не был одного с ним звания или ранга. Бишару неустанно восхвалял свои доблести, пока у него хватало сил, и ничто так не ублажало его, как слова льстецов.
Если благодаря своей должности Бишару попадал на прием к фараону, то его глашатаи распространяли новости повсюду, куда проникало влияние смотрителя, чтобы их узнали люди его круга, крупные и мелкие чиновники, а заодно и друзья вместе с подчиненными. Но полагая, что этого недостаточно, Бишару говорил сыновьям:
— Ступайте и сообщите славные вести своим друзьям. Соревнуйтесь между собой за право рассказать о той чести, которой удостоился ваш отец за верную службу и великий талант.
Несмотря на показное хвастовство и кичливость, на самом деле Бишару оставался тем же добрым и отзывчивым человеком, каким был всегда, не желающим причинять никому вреда. Гнев смотрителя пирамиды никогда не шел дальше кончика его языка.
Зайе было сорок лет, но этот возраст почти не отразился на ее внешности. Она сохранила красоту и свежесть, став высокочтимой дамой, в немалой степени благодаря своей укоренившейся добродетели. Все, кто видел ее живущей во дворце Бишару, даже и не предполагали, что когда-то она могла быть женой рабочего Карды и служанкой госпожи Руджедет. Зайя не только обернула воспоминания о прошлом пеленой забытья, но и запретила своей памяти приближаться к той истории, сокрытой в складках времени. Она хотела наслаждаться лишь одной причиной своего счастья — материнской любовью к Джедефу. Зайя любила его так, словно на самом деле девять месяцев проносила под сердцем. Самой сокровенной ее мечтой было увидеть, как он вырастет и станет благородным, довольным жизнью человеком.
В это же время Хени почти завершил дополнительное обучение: ему оставалось только три года, чтобы постичь все секреты учености. Будучи склонным к глубоким знаниям и погружению в тайны вселенной, он выбрал теологию и тот путь, который привел бы его к жречеству. Однако не все зависело от него, ибо жрецами в Мемфисе могли становиться лишь сыновья жрецов — двери храмов открывались только для избранных. Хени прекрасно учился, он знал образы всех богов, их атрибуты, все связанные с ними мифы и обряды. Тот, кого признавали достойным войти в жреческую корпорацию, должен был снять свои светские одежды: его купали, брили наголо, умащивали благовониями, и затем он в жреческом священном одеянии вступал в «небесный горизонт». Еще прежде юноша должен был выдержать множество испытаний, пройти все стадии: от уаба (чистого) через божественного отца (ит нечер) до херихеба — человека, держащего свиток с программой праздника. В храме Пта Хени приняли благожелательно, ибо в своей ученой жизни он проявил и острый ум, и высокие нравственные принципы, унаследовав от отца только его грубый, хриплый голос. Стройный, с заостренными чертами лица, спокойным поведением и характером он больше походил на свою мать, которая отличалась благочестием и набожностью.
