Маргарет Джордж - Дневники Клеопатры. Восхождение царицы
— Если работать по правилам, как положено, на все уйдет семьдесят дней, — пояснил нам хозяин. — Сорок дней — на высушивание в соли, потом наложение пелен. Правда, теперь у нас в большинстве случаев все делается ускоренно. Нынче ведь люди спешат, торопятся неведомо куда. Особенно греки. Город задает такой темп жизни, что это сказывается и после смерти, когда спешить вроде бы и некуда.
Он показал нам несколько разновидностей гробов, многие из которых были покрыты иероглифами. Я преисполнилась гордости, когда поняла, что могу прочесть большую часть надписей.
О, мы еще много чем занимались: например, собирали славившиеся на весь мир александрийские мази и благовония. Такие, как желе на основе толченых листьев тополя, или ароматный состав из Мендеса под названием «египтянин», представлявший собой смесь бананового масла, мирры, камеди и кассия, или «метопин» из масла горького миндаля, кардамона, сладкого тростника из Генисарета и гальбана. Популярная мастика получалась при соединении лилейного масла с другими маслами и жирами. Мы изготавливали собственные составы, добавляя в жир истолченные розовые лепестки и несколько капель росы лотоса, но результат нас не устроил. Египетские благовония не имеют себе равных, но ингредиенты и пропорции каждого из них держатся в строжайшей тайне. Наблюдать за процессом приготовления нам не позволили ни в одной лавке.
Все эти действия подводили нас к самому главному, давно задуманному предприятию — посещению пирамид. Они находились недалеко от Мемфиса, где заканчивалась Дельта, и все рукава Нила соединялись воедино. Дорога туда из Александрии была долгая — несколько сотен римских миль вдоль одного из притоков Нила. Нам, конечно, следовало попросить разрешения отправиться в путь или, по крайней мере, кого-то уведомить. Однако ребяческое желание самостоятельности и стремление к приключениям таковы, что дети скорее умрут, чем признают свою слабость и попросят помощи и защиты у взрослых. Мысль о возможности в кои-то веки улизнуть от всех приводила меня в восторг.
Конечно, все равно было необходимо подготовить себе алиби. Дядя Мардиана — Небамун, дворцовый служитель невысокого ранга — неохотно согласился взять нас, но только потому, что хотел сам навестить родственников в Мемфисе.
Своему дворецкому (на самом деле он охранял меня) я сообщила, что собираюсь посмотреть на начавшийся разлив Нила, чей западный рукав находился милях в пятнадцати от города. Мой служитель счел это безопасным и не возражал. Остальные пятеро заговорщиков сообщили взрослым то же самое, и их также отпустили.
На рассвете мы отправились в дорогу. Три царские колесницы по широкой улице Сома доставили нас к причалам озера Мареотис. Там уже царило оживление: рыбаки вернулись с раннего лова и разгружали добычу, а за ними дожидались своей очереди лодки, доставлявшие товары со всего Египта. Вино из виноградников Мареотиса и Дельты, финики, папирус, драгоценные сорта древесины, пряности из земель Пунт и Сомали, порфир из восточной пустыни, обелиски из Асуана — все это привозили к озерным причалам Александрии.
Чтобы доставить нас в Мемфис, Небамун нанял суденышко — небольшое, но достаточно вместительное. Там имелось место для сна, ведь путь занимал несколько дней. Ветер в ту пору главенствовал северный, он дул против течения, что было нам на руку.
Мы направили паруса на восток как раз на восходе солнца. Лик Ра, достославного светила, поднимался из окаймлявшей водную гладь зеленой щетины папируса и тростника. Ранний ветерок, поигрывая на воде, наполнил наш парус, и мы отплыли навстречу Ра.
До дальней стороны озера, где каналы соединяются с Нилом, мы добрались уже ближе к вечеру. Лодочник бросил взгляд на небо и сказал, что нам следует бросить якорь, укрывшись на ночь среди камышей и огромных листьев кувшинок. Мы, разумеется, отнеслись к этому с горячим одобрением. Проснувшись посреди ночи, я услышала плеск воды, мягко ударявшей о борта лодки, шуршание стеблей папируса и крик ночной цапли где-то в зарослях. Во дворце на золоченой кровати мне никогда не спалось так хорошо.
На рассвете с болота поднялись туманы, как будто ночные духи рассеялись, убоявшись явления лика Ра. В скором времени мы уже плыли по Нилу, точнее, по его так называемому Канопскому рукаву.
В школе на уроках географии нас заставляли учить названия всех семи рукавов Дельты, и каждый образованный египтянин знал, что Канопский, Больбитинский, Себеннитский, Фатнитский, Мендесийский, Танитский и Пелузийский рукава отходят от основного русла Нила, как семь лепестков от черенка лотоса.
Канопский рукав неширокий. С обеих сторон его окружают виноградники и финиковые пальмы. Влажное плодородие прилежащих земель бросается в глаза благодаря исключительно сочной зелени, с живым цветом которой не сравниться ни малахиту в дворцовых залах, ни изумрудам в браслетах знати. Зеленый цвет — самый любимый в Египте, ибо это цвет жизни, цвет плодоносящей земли, с таким трудом отвоеванной у пустыни.
Река приняла зеленоватый оттенок. Как мне говорили, он называется «нильской зеленью», потому что нигде в мире не найдешь другого цвета, чтобы точно ему соответствовал.
— Но когда Нил поднимается, цвет меняется, — сказал Небамун. — Хапи, бог Нила, наполняет его дарующим жизнь бурым веществом, что приносит река с далекого юга, от своего истока. Когда вода разливается по нашим полям, жизнетворный ил смешивается с нашей почвой и обновляет ее силой своей магии. Вскоре подъем начнется снова. Это всегда происходит после восхода Сириуса на небосклоне.
Я улыбнулась. Неужели он действительно верит в Хапи, жирное божество Нила, и в его кувшины, питающие реку? Я знала, что один из моих предков, Птолемей Третий, пытался обнаружить исток Нила, ибо греки стремятся найти всему научное, а не божественное объяснение. Точнее сказать, они в первую очередь прибегают к науке, а когда она не дает ответа, вспоминают о богах. Однако предпринятые поиски результата не дали. Возможно, там и вправду Хапи.
Я откинулась назад и опустила руку в воду; пока мы плавно двигались, казалось, что лодка катится по бескрайним зеленеющим полям, по огромной равнине — такой изобильной и щедрой, что она казалась обителью блаженных. Плодородие достигалось за счет тысяч оросительных каналов, распространявших нильскую воду, и неустанного труда ослов — животные вращали колеса, обеспечивавшие подъем воды. Повсюду виднелись скопления домов из глинобитных кирпичей, поля были полны людей. Все это разительно отличалось от Александрии с ее голубым морем и белым мрамором; основными здешними цветами были зеленый и бурый. Другое важное отличие — все люди казались похожими друг на друга: одинаково одетые, с одним и тем же цветом кожи и волос. Не то что у нас в столице, где проживает великое множество народов и каждая улица напоминает базар.
