Виолен Ванойк - Мессалина
— Тебе грозит продажа имущества? — забеспокоился Симон.
— Мне надо всего опасаться, но мог ли я противиться, если Калигула каждый день упрекает меня за то, что сооружение статуй его братьев шло слишком медленно?
— Да, положение у тебя щекотливое, — признал маг, будучи в глубине души уверен, что Клавдий, несмотря ни на что, еще владеет значительными средствами и своими жалобами просто хочет снизить цену.
Но трясущий головой Клавдий бросил на Симона полный отчаяния взгляд, и маг, казалось, смягчился. Наклонившись к Клавдию, он что-то шепнул ему, после чего лицо Клавдия просияло от удовольствия.
— Симон, ты мне брат, — заикаясь, пробормотал он.
В следующий миг он как-то гнусаво расхохотался, пошатываясь, встал и, поддерживаемый Еленой, удалился.
— Когда Елена уходит, кажется, что меркнет солнце, — заявил льстивый Апион.
— Разумно сказано, Апион, — откликнулся маг. — Елена не только мое солнце. Она еще земной образ небесного светила.
Он хотел было пуститься в свои обычные эзотерические разглагольствования, когда слуга объявил о прибытии двух ожидаемых гостий. Симон поднялся и пошел в переднюю встречать их. Маг был поражен красотой и искрящейся молодостью Мессалины, чьи темные глаза завораживали тайной, а трепетные губы выдавали обостренную чувственность. Ее тяжелые волосы были подняты и удерживались гребнем из слоновой кости с изящной золотой инкрустацией, а развитые формы выгодно подчеркивала темно-зеленая туника из тонкого, колышущегося шелка. Симону не пришлось сожалеть о том, что он в конце концов согласился принять в свой круг обеих этих женщин. Саббио и домоуправитель Теогония изрядно похлопотали, чтобы Симон, опасающийся чужаков и доносчиков, решился назначить день, когда он примет Мессалину и пожелавшую сопровождать ее мать. Со своей стороны, Лепида столько наслышалась о достоинствах мага, что твердо поддержала просьбу дочери.
— Мы только что говорили об ослеплении, которое вызывает появление солнца, — сказал Симон Мессалине, — но оказывается, мы не вполне знали, что это такое, пока не увидели тебя.
— Боюсь, Симон, что я лишь слабый отсвет того солнца, что сверкает в глубине твоей души, — скромно ответила Мессалина.
— Лепида, — снова заговорил Симон, — какая радость для тебя иметь такую дочь, но в ней еще не вся твоя слава: я вижу, что это от тебя Мессалина унаследовала столь дивные прелести.
После обмена любезностями он пригласил обеих женщин в соседний атрий. Вокруг четырех высоких, устремленных к проему в крыше колонн с каннелюрами, нижняя часть которых была окрашена в красный цвет, а все остальное — в ярко-желтый, обитал сонм странных варварских божеств, кои и привлекли внимание гостий. Они остановились осмотреться, и Симон заговорил:
— Да будет вам известно, что все здесь является символом, ничто не лишено смысла. Бассейн между колоннами представляет собой первичное море, первоначальный хаос, из которого произошел воспринимаемый мир. Эти колонны могли бы быть символами произрастания, но они представляют также и мировую ось, опору неба, что виднеется в проеме крыши. Они словно солнце, которое посылает свои лучи из лотоса, плавающего в океане.
Тут он показал на большой отлитый в бронзе лист лотоса, который был установлен посреди бассейна, а над ним возвышался распустившийся золотой цветок.
— Красный цвет — это не что иное, как восходящее и закатное солнце, а желтый — солнце во всем своем сиянии, когда оно достигает зенита.
Затем он повел гостий к статуям.
— Вы видите, у меня здесь нет алтаря богов домашнего очага. Но зато вот Исида, изваянная в бирюзе из пустынь Каменистой Аравии, которую мы в Палестине называем Синай. Она — мать всего, мировая душа. А там — ее брат и супруг Осирис, там — их сын Гор, сидящий в лотосе. А это существо с черной волчьей головой — египетский Анубис. Говорят, что он бог мертвых, но это неверно, он бог возрождения, тот, через кого происходит перевоплощение душ. А этого бога с головой ибиса египтяне зовут Тотом, а греки — Гермесом, проводником душ, или еще Трисмегистом, трижды величайшим, который ведет умерших в потусторонний мир. Это покровитель тайн, ему известны откровения потаенного бога.
Он предложил им пойти в сад, окруженный портиками, где Мессалина смогла лишь мимоходом увидеть многогрудую Артемиду Эфесскую и греческого Аргоса с телом, испещренным множеством глаз. Посреди сада был устроен бассейн с фонтаном, похожим на пальму; вода в нем, поглощая солнечные лучи, отливала всеми цветами радуги, а капли, должно быть, символизировали слезы какого-то бога.
— Мог бы ты нам назвать своих гостей? — попросила мага Мессалина, которой не терпелось узнать, есть ли среди них тот, кого она так надеялась встретить.
Симон перечислил присутствующих, сказав о каждом несколько слов. Последним, кого он назвал и о ком она уже не ожидала услышать, был Валерий Азиатик.
— Это странный человек, — сказал Симон. — Родом из Виенны, что в Нарбоннской Галлии. Был консулом и сенатором при Тиберии и сделал одну из самых достойных карьер. Его авторитет столь высок, что он добился от Калигулы, чтобы его родина была переведена на положение римской колонии. Но неожиданно он отвернулся от всех соблазнов этого мира… впрочем, не совсем, иначе…
— Иначе он не был бы здесь, — подсказала Лепида, которая прекрасно понимала, что такое духовная жизнь их хозяина.
— Ты правильно рассудила, — сказал Симон с понимающей улыбкой.
Они вошли в триклиний. Симон представил пришедших, и гости приветствовали их. Мессалина почувствовала, как у нее заколотилось сердце, когда она увидела Валерия Азиатика, — настолько мощную ауру красоты и благородства создало вокруг этого человека ее воображение.
— Я знаю твоего супруга, Мессалу Барбата, — сказал Азиатик Лепиде, — но я еще никогда не имел удовольствия встретиться с тобой.
— Мы с мужем бываем в гостях порознь, а принимать у себя он не любит.
— И все же мы уже однажды встречались, — вмешалась Мессалина.
— Возможно ли это?
— В Большом цирке, я была там с мамой.
— Прости, что я забыл о столь интересной встрече, разве что нас не представили друг другу.
— Именно так, с тобой тогда был Павл Фабий Персик.
— Теперь я припоминаю. Кажется, он повел тебя куда-то утолить жажду. Наверное, напиток был приготовлен на основе лотоса, цветка забвения, если верить Гомеру, оттого-то вы и забыли вернуться.
Мессалина старалась не покраснеть, слушая его насмешливый тон. Гай Силий, следивший за их разговором и уловивший дразнящий взгляд Мессалины, смотрел на девушку презрительно и строго. Она осознала это, и на нее накатила какая-то безудержная ненависть к этому человеку, которого она сочла надменным и претенциозным. Симон пригласил гостий занять предназначенное для них двухместное ложе и велел рабам принести охлажденных фруктов и медового вина.
