Джудит Тарр - Огненный столб
— Он не верит. Он строит себе гробницу и в Фивах, чтобы ублажить Амона.
— Это измена? — спросила Нофрет.
Царевна бросила взгляд через плечо. В нем не было ничего детского.
— Смотря кто царь.
Нофрет поджала губы. Ребенку не следовало иметь такие мысли и делиться ими со служанкой. Может быть, открытое пространство, стук копыт и шум колес позволили ей говорить более откровенно, чем когда-либо прежде. Путь к царской гробнице оказался еще труднее, чем ожидала Нофрет. Дорога местами напоминала коридор, прорубленный в скале, — узкая, каменистая и утомительно крутая. Им пришлось сойти с колесниц и остаток пути карабкаться пешком.
Когда они наконец добрались до гробницы, Нофрет чувствовала себя выжатой как тряпка; она натерла ногу, хотелось пить, и все тело зудело от пота. Уже перед последним подъемом, ведущим непосредственно к гробнице, она чуть было не упала в обморок. А ведь строители ходили этой дорогой ежедневно, утром и вечером, и проводили долгий день, высекая из дикой скалы дом вечности.
И сейчас в гробнице шла работа. В зияющем отверстии входа мерцали лампы. Мастер стоял снаружи, под навесом, где обычно хранили самые тонкие инструменты, а сейчас освободили место для царя.
Нофрет захлопала глазами. Этот человек был знаком ей. В первое мгновение она не могла вспомнить, откуда. Казалось, она бродила по селению строителей давным-давно, но с удивлением осознала, что слушала ночные предсказания Леа совсем недавно.
По указаниям царя и царского архитектора царскую гробницу строил чужестранец Агарон. Здесь он выглядел не так величественно, как у себя в доме. Одежда на нем была поношенная, борода серая от пыли. Руки тоже были густо покрыты пылью, как будто он резал камень и не успел вымыть их к прибытию царя. Похоже, они являлись предметом его гордости. Он был создателем и строителем. Стыдиться этого не стоило.
Агарон поклонился царю, царице и царевнам, не до земли, как принято в Египте, а в пояс, с изяществом, свойственным жителям пустыни. Царь нисколько не смутился, но царица чуть заметно поджала губы. «Так, — подумала Нофрет. — Нефертити хочет, чтобы ее родственник соблюдал церемонии. Интересно! Или она стесняется его?»
Нофрет предположила, что в этой стране царица может чувствовать себя неловко, будучи отчасти чужеземкой. Нефертити происходила по царской линии от матери и от матери ее матери, что недостаточно для Египта, где принцы могли проследить свою родословную на три столетия назад. Чужестранка, выскочка, как Юйя или Аи, которые, хотя и женились на женщинах царской крови, всегда были предметом легкого недовольства.
Может быть, поэтому царь и построил Ахетатон — чтобы продемонстрировать свое отношение к такой заносчивости. Вельможи с пренебрежением смотрят на его жену и ее родню? Он покажет им, что такое по-настоящему новое, город, построенный там, где прежде не ступала нога человека.
Нофрет осмотрелась. Ее госпожа была уже на полпути к гробнице, прыгая, как козочка, по крутому каменистому склону. Служанки помогали Меритатон, которой, наверное, не следовало отправляться в такой путь: ей было явно тяжело и неудобно. Мекетатон, чья беременность зашла еще не столь далеко, тащилась позади. Служанка протянула ей руку, но она с возмущением оттолкнула ее.
Это было отважно с ее стороны, но Нофрет не понравилось лицо царевны: напряженное, с зеленоватым оттенком.
Нофрет бросила взгляд на свою госпожу. Анхесенпаатон двигалась легко и быстро, как должно здоровому ребенку. Но настоящая придворная все равно стала бы помогать ей. Однако Нофрет была чем угодно, только не этим. И она бросилась к Мекетатон.
Вместе с Нофрет к ней устремился еще кое-кто. Этого человека Нофрет узнала сразу, даже не по красивой полосатой одежде. Иоханан стал выше ростом, что сначала удивило ее, и, казалось, еще костлявей. У него начала пробиваться бородка: чуть-чуть над верхней губой и на щеках. Мальчишка выглядел забавно. Надо будет сказать ему об этом при первой же возможности.
Мекетатон, не желающая принимать помощь от своей служанки, не в силах была противиться двум решительным чужестранцам, бывшим к тому же гораздо сильнее ее. Руки у нее были холодные и дрожали.
Нофрет остановилась. Иоханан решительно и осторожно остановил Мекетатон, когда та попыталась идти дальше.
— Ты больна. Иди под навес. Иоханан, здесь есть вино? Или хотя бы пиво?
— У нас есть вода из источника в холмах, безупречно чистая, даже для царевны.
— Я желаю, — с трудом произнесла Мекетатон, — поклониться гробнице моего отца — моего мужа.
— Только попробуй, — возразила Нофрет, — и ребенок будет лежать у твоих ног.
Мекетатон прижала ладонь к округлившемуся животу.
— Не может быть. Еще рано.
— Ребенок может этого и не знать, — заметил Иоханан. — Сюда, госпожа. Войди в тень. Я позову служанок. Они будут обмахивать тебя веером, пока я найду чашку, достойную царевны, и кувшин с водой.
— Не хочу… — начала было Мекетатон.
— Тихо, — сказала Нофрет с грубой ласковостью, как обычно обращаются с детьми и животными.
На Мекетатон это тоже подействовало, хотя она и была царицей. Нофрет завела ее под навес, уложила на ковры, приспособила под голову вместо подушки сверток чертежей в кожаном мешке. Служанка с веером рада была освободиться от необходимости посещать гробницу.
— Он нас всех заживо похоронит, — прошептала она Нофрет едва слышно, обвевая царевну веером, чтобы медленные и сильные взмахи приносили благословенную прохладу.
Иоханан убежал и вернулся бегом, с высоким глиняным кувшином на плече. Из складок платья он достал позолоченную чашку, наполнил водой и подал с ослепительной улыбкой.
Мекетатон приходила в себя. К радости Иоханана она слабо улыбнулась, поблагодарив, взяла чашку и отпила. Ее глаза удивленно раскрылись.
— А это вкусно!
— Пей еще, царевна. Если захочешь, у нас есть еще.
Мекетатон выпила полную чашку и еще отхлебнула из второй, а потом настояла, чтобы и Нофрет, и Иоханан, и служанка с веером больше не беспокоились и тоже отдохнули.
— Она добрая девочка, — заметил Иоханан. Напившись воды и отказавшись от предложенной еды — ломтя хлеба с козьим сыром и корзинки фиг, — Мекетатон уснула на куче ковров.
— Она нездорова, — сказала Нофрет, нахмурившись. Даже во сне царевна выглядела больной. Под глазами залегли глубокие тени, и бледность ее губ Нофрет не понравилась.
— Ей рано иметь ребенка. — В голосе Иоханана слышался гнев, хотя он говорил шепотом, чтобы не разбудить Мекетатон. — Она сама еще ребенок.
