Барбара Картленд - Очаровательная шпионка
— Что я?.. Постойте-ка минутку, это вы ударили меня кулаком, когда в этом не было необходимости.
— Необходимость была, да еще какая. Я всегда буду с радостью вспоминать, что сбила вас с ног.
— Я поскользнулся, — сказал он сквозь зубы. — Вы застали меня врасплох.
— Врасплох?! Вы не ожидали, что я наброшусь на вас после того, как вы смели привести меня в этот… этот?..
— «Альгамбра» — это театр, и, как все театры, он становится менее приятным по мере того, как поднимаешься выше. Леди знают, что нужно оставаться в партере, где они в безопасности.
— Хотите сказать, что я не леди? — накинулась на него Дорина.
Граф сделал резкий вдох. Все шло совершенно неправильно. Он хотел броситься к ее ногам и молить о прощении. Он хотел заключить ее в объятия и обещать, что всегда будет заботиться о ней. Вместо этого получалась ссора.
— Пожалуйста, Дорина, я не хотел…
— Вы будете обращаться ко мне «мисс Мартин», когда вообще будете обращаться, а это продлится уже недолго. И не говорите чепухи, будто «Альгамбра» — обычный театр, что определенно не так, и вы наверняка прекрасно знаете это сами.
— Он немного сомнительнее некоторых, — согласился граф, — но все равно это место, куда приличный мужчина может привести приличную женщину, если только она соблюдает границы.
— И каковы же ваши границы, милорд? — угрожающим тоном спросила Дорина.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Думаю, понимаете. Вы мысленно проводите разграничительную линию, не так ли? По одну сторону леди, тонкую чувствительность и репутацию которых необходимо охранять и которых вы бы и не подумали повести в «Альгамбру». А по другую — женщины света, респектабельные, но гораздо более опытные. Такие, как леди Масгроув, Элси и я.
— Дорина… мисс Мартин…
— Леди Масгроув, — беспощадно продолжала Дорина, — настолько беспардонная женщина, что преследует вас в вашем собственном доме, до чего не опустилась бы никакая леди. Но, быть может, не следует ее винить: ведь вы наверняка дали ей повод для такой уверенности. То же самое с Элси, которая пишет вам такие пылкие письма. Опять же, нет сомнений, что она чувствует за собой право на это. Равно как и вы, должно быть, чувствуете право оказывать им так мало уважения. Но я?! Какой повод я дала вам оскорблять меня? Я зарабатываю себе на жизнь, а потому должна жить в свете. Нет ни отца, ни братьев, которые могли бы меня защитить. Неужели это достаточный повод? Полагаю, для закоренелого бабника, да.
— Не думаю, что это самое…
— Я еще не закончила, — ледяным тоном сообщила Дорина.
— Тогда, пожалуйста, не называйте меня закоренелым бабником.
— После оскорбления, которое вы нанесли мне сегодня вечером, я считаю это еще довольно мягкой реакцией, — кипя от злости, отрезала она.
— Я вовсе не хотел вас оскорбить, и если вы думаете, что я закоренелый бабник, могу лишь сказать, что вы никогда еще не сталкивались с подобными людьми. А если назвать вас невестой было с моей стороны оскорблением…
— Это самое ужасное, — всхлипнув, объявила Дорина. — И если вы считаете, что мне это должно льстить, позвольте ясно объяснить, что я скорее бы предпочла объявить о помолвке с питоном.
Потрясенные, они уставились друг на друга. Граф пришел в себя первым.
— Благодарю, — отчеканил он. — Вы объяснились предельно ясно, хотя не понимаю, почему именно питон.
— Это самое отвратительное, что пришло мне на ум, — зло сказала Дорина. — Вы не имели права говорить обо мне таких вещей без моего согласия.
— Я пытался произвести на полицейского впечатление вашим статусом, потому что он принял вас за… э…
— Я знаю, за кого он меня принял. Я прекрасно поняла, что подумали в полиции, когда меня притащили в фургоне с еще пятью женщинами. А их, кстати, это очень позабавило. Они говорили, что со временем я привыкну…
Ее голос оборвался и перешел в стон. До сих пор у нее получалось держать боевой порядок, но отвага вдруг иссякла, и она села на диван, закрыла лицо руками и заплакала так горько, будто ее сердце могло вот-вот разорваться.
Ошеломленный, граф упал перед ней на колени.
— Пожалуйста, пожалуйста, Дорина, простите. Пожалуйста, не плачьте. Во всем виноват я.
Он попытался обнять девушку, но та оттолкнула его.
— Не прикасайтесь ко мне, — рыдая, сказала она. — Я до конца жизни не прощу вам этого вечера.
— А я и не заслуживаю прощения. Я совершенно зря повез вас туда, просто я думал, что вам может понравиться немного запретного риска, как…
Он собирался сказать: «…как другим женщинам, которых я знал», — но вовремя остановился. Дорина была права: Элси и леди Масгроув нравилось ходить в «Альгамбру», где можно было слегка обжечь пальчики, а потом благополучно скрыться.
Но теперь граф видел, что никак не должен был путать Дорину с подобными созданиями, которые, несмотря на свои титулы и аристократичные замашки, имели много общего с веселыми девицами «Альгамбры».
— Я был неправ, чудовищно неправ, — сказал он пристыженно. — Но прошу вас, милая, скажите, что прощаете меня и мы можем начать все сначала.
— Не называйте меня милая, — всхлипнула Дорина. — И мы не можем начать сначала. Я ухожу.
— Нет, вам нельзя уходить! Я хочу все исправить!
Девушка замотала головой в категорическом отказе, но граф не желал его принимать. Дорина все еще закрывала лицо ладонями, и он нежно протянул к ней руки, чтобы убрать их.
— Я, я во всем виноват, — прошептал он. — Я никогда себе не прощу, даже если вы великодушно сможете это сделать.
— Я не могу, — ответила она охрипшим голосом. — Я никогда, никогда не прощу вам этого вечера.
Удрученный, он не знал, что сказать. Он знал только, что эта девушка с рассыпавшимися по плечам волосами и залитым слезами лицом взволновала его, как ничто другое в жизни.
— Дорина, — шепнул он, — Дорина…
Но всхлипывания не утихали, и самым важным на свете для него стало утешить ее.
Позабыв обо всем, кроме вдруг возникшего ошеломляющего чувства в сердце, он протянул руки, чтобы обнять ее, прижать к себе.
В следующий миг он нашел губами ее губы.
Глава шестая
Дорина была потрясена. Только что она барахталась в глубинах отчаяния, а теперь казалась перенесенной в новый мир, наполненный светом звезд.
Многие мужчины целовали ее в щеку после приятного танца. Но в губы ее еще никто никогда не целовал.
Когда граф захватил в плен ее губы, Дорина ощутила в груди что-то очень странное, что-то совсем не похожее на все, что она испытывала раньше.