Кинли Макгрегор - Пират моей мечты
— Боюсь, это одна из тех ситуаций, о каких покойная мама говорила: «Жди беды».
— Вне всякого сомнения.
Она кивнула. Но при этом во взгляде ее не было страха. Единственным внешним проявлением ее внутренней тревоги, подмеченным Дрейком, стало то, что она, сдвинув брови, закусила нижнюю губу.
— Из чего следует, мисс Джеймс, что, сколь надежной ни была бы моя команда, каким бы доверием с моей стороны ни пользовались все эти сорвиголовы, за вашу жизнь и безопасность я не поручусь. Несколько моих ребят — бывшие карибские пираты. До сей поры они вели себя образцово, но я сомневаюсь, что их поведение в вашем присутствии останется безупречным.
— Предупрежден — значит…
— О, эти присказки оставьте старым матронам. Здесь они никому не помогут и ничего не решат.
Серенити поджала губы, словно стараясь удержать в себе все те поговорки, которые пришли ей на ум и подходили бы для данного случая. «Похоже, ей нравится меня поддразнивать», — подумал Морган.
Но возможно, он просто принял желаемое за действительное. Она утомлена и напугана. И то, что кажется ему кокетством, вероятнее всего, лишь следствие ее вполне объяснимой нервозности. Но как бы то ни было, у него сложилось впечатление, что мисс Джеймс далеко не с каждым мужчиной стала бы держаться так просто и непосредственно. Потому что он отличался от остальных, от всех, кого она знала прежде, кто был принят в доме ее отца. При мысли об этом он воспрянул духом.
Серенити поднялась на ноги и, подавляя зевоту, прикрыла рот ладонью. Лишь теперь он заметил большие синие круги у нее под глазами. Ничего удивительного, ведь было уже три часа ночи. Мисс Джеймс в это время суток привыкла мирно почивать в постели, в отцовском доме…
Она собралась что-то сказать, но тут корабль качнуло, и ее резко бросило прямо в его объятия.
Морган пребольно ударился спиной о переборку каюты, но что такое эта боль в сравнении с непередаваемым ощущением, которое он испытал от прикосновения ее нежной щеки к своему подбородку, от столь волнующей близости с ней?
Ее тонкий стан на миг приник к его телу, и он почувствовал сквозь грубую ткань одежды тепло ее кожи, ощутил аромат розы, который источали ее волосы.
От неожиданности и испуга она слегка приоткрыла полные губы. Глаза, полные страха и надежды, сияли, как голубая гладь лесного озера в жаркий полдень. Моргану стало трудно дышать. Плоть его буквально взбунтовалась. Свежесть ее дыхания пьянила его, кружила ему голову.
Чего бы только он не отдал за возможность обладать ею!
— Следует ли мне опасаться также и ваших домогательств, капитан? — спросила она. Голос ее показался ему неожиданно громким, просто оглушительным. В тесном помещении звук его усилился и стал подобен урагану.
— Помилуйте, уж со мной-то вы в полной безопасности, — поспешно ответил он, прибавив про себя: «Совсем как ягненок в волчьем логове».
Серенити сглотнула. Тело ее напряглось.
— Кажется, я уже смогу держаться на ногах без посторонней помощи. Простите. У меня от этой качки просто почва ушла из-под ног.
«У меня тоже», — подумал Морган, с большой неохотой разжимая объятия. И еще в голове у него пронеслось, что мисс Джеймс здорово повезло: будь он менее щепетилен в вопросах чести, и неизбежное свершилось бы. Он теперь же овладел бы ею. Ведь здесь, на «Тритоне», она всецело в его власти.
Он тряхнул головой, отгоняя недостойные мысли, и сухо бросил:
— Следуйте за мной. — Уж коли ему не суждено дать волю чувствам, надо держаться с ней подчеркнуто холодно. Это единственная возможность избежать осложнений…
Серенити поднялась следом за ним по узкой лесенке, которая вывела их на главную палубу. Небо было пугающе черным. За бортом плескались волны, гребни которых то и дело поблескивали в свете луны, изредка проглядывавшей сквозь тяжелые тучи. Ветер надувал паруса и заставлял старые снасти тихонько поскрипывать. Унылая симфония этих звуков лишь усилила тоску, охватившую Серенити.
Она глубоко вдохнула соленый морской воздух. Боже, долго ли ей придется пробыть на этом корабле, в открытом море? Сколько пройдет дней и ночей, прежде чем она снова обретет почву под ногами?
Что скажет отец, когда она возвратится? И захочется ли ей это выслушать?
Но вот уж чего ей сейчас точно хотелось, чего она жаждала больше всего на свете, так это очутиться у себя дома. И чтобы наутро это невообразимое приключение оказалось сном.
Простит ли ее отец? Что, если он от нее отвернется, как в свое время от Чатти? Отдаст на растерзание кумушкам, из-за пересудов которых сестра вынуждена была навсегда покинуть родной дом.
«Не думай об этом. Тебе остается только одно — идти вперед, не оборачиваясь, ни о чем не вспоминая и не жалея. Сама судьба уготовила тебе это испытание. Ты оказалась в нужное время в нужном месте. Всему своя пора».
Но что же это за пора? Время плакать или время смеяться?
Она поклялась себе, что, какие бы удары ни обрушила на нее судьбина, она не согнется под ними. Она выдержит их с честью. А если городские сплетницы станут перемывать ей косточки, злословить о ней на каждом углу, она сумеет заткнуть им рты. О, уж она-то за словом в карман не полезет. Эта «девчонка бедняги Джеймса» так их отбреет, что они надолго утратят дар речи.
Ни на шаг не отставая от Моргана, она спустилась под палубу и прошла узким коридором к низенькой двери. Морган отворил ее и отступил в сторону, пропуская Серенити вперед.
Серенити была готова к любым неожиданностям. Она повидала немало кораблей, но ни разу еще не поднималась на борт и потому плохо себе представляла их внутреннее устройство.
Убранство каюты, в которой она очутилась, сильно ее разочаровало. Не в меру развитое воображение рисовало ей картины небывалой роскоши и великолепия: стены, затканные шелками и атласом, как в покоях восточного султана, бесчисленные сундуки, наполненные сокровищами, богатая утварь…
Но взору ее представилось скромное, чисто убранное помещение с низким потолком. И даже беглого взгляда по сторонам оказалось довольно, чтобы определить: здесь жил мужчина.
Узкая длинная койка справа от входа была помещена в укромной нише и аккуратно застлана стеганым покрывалом с желто-голубым рисунком. Позади койки виднелся умывальный столик, на котором стояли вместительная фаянсовая чаша и кувшин.
Слева у стены находился огромный сундук, а середину каюты занимал дубовый стол. Сквозь огромное, до самого пола, застекленное окно было видно море, объятое ночной мглой. Картина эта была столь чарующей, что Серенити замерла на месте, любуясь таинственным мерцанием волн.
— До чего же красиво, — пробормотала она.
