Жюльетта Бенцони - Кровавая месса
— Если это тот самый Люлье, что стал Прокурором-синдиком Коммуны, то можно не удивляться. Очевидно, новые обязанности заставили его иначе взглянуть на вещи.
— Мы это скоро выясним. Завтра же я отправлюсь к нему.
— В таком виде?
— Нет, разумеется. Я надеюсь, что вы одолжите мне костюм.
— Но это же безумие! Он немедленно прикажет вас арестовать!
— Вот мы и посмотрим. Полноте, друг мой, не стоит так тревожиться о своей одежде! — добродушно усмехнулся де Бац. — Вы ее еще увидите — я очень аккуратный человек.
Утром, сменив старую треуголку на новую круглую шляпу, а карманьолу на серый фрак, накинув сверху черный плащ, де Бац с тростью в руке тайком вышел из дома Русселя. Дойдя до площади, он нанял фиакр и приказал отвезти его в ратушу. Он мог бы дойти туда и пешком, но за ночь потеплело, снег начал таять, на улицах стало грязно. Кроме того, такому человеку, как он, не пристало являться в общественное место на своих двоих…
Глава III
ВСЕ УСЛОЖНЯЕТСЯ
Ратушу охранял отряд весьма подозрительных личностей с физиономиями головорезов. Де Бацу преградил путь взъерошенный, небритый человек, вооруженный до зубов, но барон лишь бросил ему мимоходом:
— Я должен немедленно увидеть гражданина Люлье по делу, интересующему Коммуну.
Это было произнесено ледяным тоном, не терпящим возражений, и громила только пробормотал что-то сквозь зубы и сделал Жану знак следовать за ним. Спустя минуту де Бац вошел в комнату, заваленную бумагами и заставленную шкафами и ящиками. Посреди кабинета, за огромным столом сидел человечек маленького роста, очень бледный, и резво подписывал бумаги, проглядев их перед этим опытным взглядом.
Когда на пороге появился элегантно одетый посетитель, которого он сразу узнал, Люлье едва усидел в своем кресле. Бывший маклер хотел было по привычке встать — он всегда приветствовал так своих клиентов, — но вовремя вспомнил о том, какую важную должность теперь занимает.
— Опять подписываете неизвестно что? — добродушно пожурил его де Бац. — Вы должны быть внимательнее, мой дорогой Люлье. Эта мания может стать опасной… Зачем, например, вы подписали ордер о моем аресте, а?
С видом оскорбленной добродетели прокурор-синдик воскликнул:
— Я подписал ордер о вашем аресте? Этого не может быть!
— Но мой друг Руссель рассказал мне, что именно этой бумагой потрясали вчера вечером те, кто ворвался к нему в дом.
— Но это невозможно, немыслимо! Ах, господин барон… то есть, я хотел сказать, гражданин Бац, должно быть, это какое-то недоразумение.
— Я тоже так думаю, поэтому вот так запросто и пришел к вам. Мне было бы крайне неприятно, если бы даже тень подозрения омрачила наши с вами отношения — прошлые, нынешние и, надеюсь, будущие. Кстати, есть ли у вас новости о гражданке Бофор? Как обстоят дела с ее процессом против гражданки ля Шатр?
— У меня появилась надежда. Так как гражданка ля Шатр хочет прибегнуть к процедуре развода, разрешенной Республикой, все должно устроиться. Я уверен, что стороны придут к взаимоприемлемому соглашению.
Как только они заговорили о делах, Люлье тут же превратился в любезного и ловкого маклера. Куда делся суровый революционер? Этот человек совершенно преобразился и очень естественно перешел к следующему вопросу:
— Но вы говорили о будущем, не так ли? У вас появились… м-мм… интересные идеи?
— Да, — понизив голос, ответил де Бац. — Недавно я выручил довольно крупную сумму денег и нуждаюсь в совете, как выгоднее ею распорядиться. Я слышал, что очень скоро будет не хватать продовольствия, мыла, свечей….
— Тс-с! — Люлье прижал палец к губам. — Здесь не следует говорить о подобных вещах!
— Друг мой, я беседую с вами там, где мне удалось вас найти. В конце концов, вы здесь хозяин и могли бы…
— Я буду рад дать вам совет, но поговорить мы должны в другом месте. Почему бы вам не заглянуть на днях вечерком ко мне домой? Там нас никто не потревожит. Ведь я так и не обзавелся ни женой, ни детьми и никогда никуда не выхожу.
— С радостью, мой дорогой Люлье! Вы живете все там же или успели переехать?
— Мой прежний дом был не подходящим для человека, занимающего такую должность. Теперь я живу в доме номер : пятнадцать по улице Людовика Великого. Вы будете там в безопасности… при любых обстоятельствах, — добавил Люлье и так выразительно посмотрел на барона, что тот улыбнулся.
— Я никогда в этом не сомневался, — негромко ответил он. — Но откуда же все-таки появился этот приказ о моем аресте?
— Даже если на нем стоит моя подпись, я тут ни при чем. И я постараюсь выяснить, кто за всем этим стоит.
Мужчины пожали друг другу руки, словно скрепляя договор, и де Бац вышел из ратуши. Налетевший ветер заставил его плотнее завернуться в плащ. Барон шел по улице, продолжая улыбаться. Он не только сумел отвести от себя большую опасность, но и заручился поддержкой в стане тех, кто властвовал теперь в Париже! Барон вернулся в свой уединенный особняк в Шаронне, пребывая в прекрасном настроении. Он решил, что день поистине удался, когда Бире-Тиссо объявил ему о приезде Анжа Питу и сказал, что журналист беседует с Мари в овальной гостиной.
— Надеюсь, мисс Адамс тоже с ним? Она, вероятно, поднялась в свою комнату…
— Нет, господин барон. Господин Питу приехал один.
— Один?
Радость предыдущих минут померкла так быстро, что это даже испугало барона. Но он не стал задумываться над такой неожиданной реакцией: прежде всего нужно было выяснить, почему Лаура не вернулась вместе с Питу.
Войдя в большую теплую гостиную, Жан увидел Питу, сидевшего у камина с Мари. Он был бледен, Мари держала его за руки, и на ее очаровательном личике отражалась та же печаль, что и на лице журналиста. Де Бац почувствовал, что кровь отлила у него от щек.
— Где она? — спросил он прямо. — Она, по крайней мере… жива?
— Жива, — ответила Мари. — Только никто не знает, где сейчас Лаура. Но Питу сам вам все расскажет.
Анж протянул барону последнюю записку Лауры.
— Когда я добрался до Канкаля, то дом был уже пуст. Нанон Генек, соседка, дала мне это.
— Господь всемогущий! — воскликнул де Бац, пробежав короткие строчки. — Я должен был догадаться, что она затевает нечто подобное, когда увидел вас на острове Джерси одного! Вы пытались ее найти?
— Она этого не хотела, — печально пожал плечами Питу. — И должен признаться, что мне легко было послушаться ее. Я чувствовал себя таким усталым, таким отчаявшимся… Теперь я сердит на себя. Из-за моей душевной слабости Лаура сейчас одна. Разве может ее защитить однорукий инвалид?
— А по-моему, вы поступили правильно. Мы с вами служим слишком важному делу, и ваше время слишком драгоценно, чтобы тратить его на поиски женщины, которая мне кажется совершенно безумной!
