Маргарет Барнс - Изабелла Прекрасная
— Да нет, ничего такого. Просто вспомнила одну глупость, которую я на днях сказала Королеве Мая про пустую кровать. И ее возмущенный взгляд, который она на меня бросила. — Она повернулась к нему и серьезно добавила, как будто говорила о чем-то чрезвычайно для нее важном: — Я очень люблю ее, Роберт.
— Благодарю Господа, что вы не одиноки здесь.
— И, возможно, даже отчасти благодаря вам, у меня все-таки наладятся отношения с супругом.
Очевидно, эта мысль вернула ее в прошлое, к былым чувствам. Она вспомнила, как подбежала к окну и впервые увидела его во дворе Булонского замка. Он был такой красивый и веселый, что его тогдашний образ навсегда запечатлелся в ее сердце. Да, она любила Эдуарда Плантагенета, своего супруга. И ее большая любовь, любовь на всю жизнь, о которой она так мечтала, предназначенная королю, слишком благородная субстанция, чтобы разрушить ее мимолетной интрижкой с настойчивым шталмейстером. Ей на помощь пришла ее гордость — гордость, сдерживающая чувства. Хотя больше всего на свете ей хотелось теплоты и ласки Роберта ле Мессаджера, она отослала его прочь.
ГЛАВА 7
— Они заставили меня сделать это, Пьер. Подумать только, меня, их короля, заставили приложить печать к ужасному приговору тебе. Приговор об изгнании под угрозой смерти и отлучения от церкви, если ты когда-либо осмелишься вернуться в страну!
— Ну, а что еще ты мог сделать, мой милый Нед, видя, что твои надменные бароны все предусмотрели и явились в Вестминстер в полном вооружении? И я также сильно сомневаюсь, что хоть кто-то из моих лицемерных друзей пошевелил бы пальцем, чтобы вступиться за меня, особенно после того, как славный малыш Роберт ле Мессаджер прислал со своей черной всадницей то послание.
— По крайней мере этот лезущий не в свои дела идиот пойман и посажен в Тауэр до конца дней своих, — заметил Эдуард.
Гавестон с любовью посмотрел на своего обеспокоенного друга.
— Тебе не в чем упрекать себя, ты ни в чем не виноват передо мной. Решения их самодовольного Парламента для тебя тоже не так уж безвредны. Самым хитрым их ходом было то, что когда их стали упрекать в ослушании, они заявили, что свои клятвы верности они приносили короне, а не человеку, который эту корону носит. Безусловно, идея принадлежит шуту Ланкастеру.
— А ведь он мой двоюродный брат. Как будто можно превращать в фарс действия и полномочия Помазанника!
Вместе с королевой и несколькими близкими друзьями эти двое сразу же вернулись в Виндзор, чтобы прийти в себя после поражения и украсть у безжалостного времени хоть две недели до неизбежного отъезда Гавестона. Хотя они находились в покоях Изабеллы, они совершенно откровенно обсуждали свои личные проблемы, развалившись в креслах у камина.
— Я отдам тебе замок Кэрисбрук, Пьер, — предложил Эдуард, отчаянно пытаясь хоть как-то исправить зло, причиненное его другу.
— А где это?
— На острове Уайт.
— Ты уже сделал меня лордом острова Мэн. Что у тебя за мания относительно отдаленных и пустынных островов, Нед? — спросил Гавестон, сильно расстроенный, хотя и не желающий показать этого, тем, что приходится терять свои самые плодородные английские владения.
— Я просто думал, что иногда смогу совершать небольшие путешествия через море. По крайней мере, таким образом я смогу видеться с тобой, — Эдуард отпихнул ласкающегося к нему пса и начал ходить взад и вперед по комнате. — Мысль о том, что ты будешь где-то далеко, в Гаскони, приводит меня в отчаяние. Даже письма туда идут много дней.
Гавестон, старательно строивший домик из игральных карт, коротко рассмеялся.
— Мне будет жить трудно всюду теперь, когда мои недруги приняли решение о лишении меня титула герцога Корнуэльского, дарованного тобой!
— Но, Пьеро, это еще не самая большая из наших проблем. — В своем невеселом расположении духа Эдуард назвал его, как в детстве в минуты их самой интимной близости. — Ты ведь не думаешь, что я позволю тебе умереть с голода из-за меня? Вспомни о том времени, когда мой отец отослал тебя домой в Гиень.
— Ты был невероятно щедр, Нед.
— Время тянулось так долго. Я думал, мой отец никогда не умрет.
— Да, но прошло не более двух месяцев, — задумчиво произнес Гавестон, который проводил там время совсем неплохо. — Старый король умер вскоре после этого, и ты смог опять призвать меня к себе. И в течение того лета 1307 гонцов скакали из Лондона в Париж, чтобы я не терял с тобой связи.
Изабелла, сидя с вышиванием у окна, была возмущена тем, как Эдуард говорит об отце, и вспомнила, что большая часть английских придворных в то время совершенно официально находилась во Франции, чтобы вести подготовку к бракосочетанию, которое ее жених, казалось, так торопил. «Неужели, — подумала она, — даже это было использовано им лишь как повод для того, чтобы посылать их с письмами к своему изгнанному другу»?
— Но на сей раз все продлится дольше, — сказал гасконец. — Ну да ладно, не будем грустить. Этот вечный неудачник Ланкастер, возможно, найдет себе другую жертву, а бешеный пес Уорик может в скором времени умереть от апоплексического удара. Если все так и завершится, ради этого я готов отправиться в любое изгнание!
Изабелла сидела, поглаживая маленького пушистого котенка, который храбро шипел на огромных псов, всегда сопровождавших Эдуарда. Она жалела, что сама не может зашипеть на супруга, выражая возмущение его последним ходом. Вначале, когда она пожаловалась, что он почти не проводит с ней времени, он не обратил на ее слова никакого внимания. Но теперь, когда он уже не мог не замечать неоднократных жалоб своих подданных, он стал видеться с ней чаще, но как бы не по своей собственной воле. Если он не занимался лошадьми и не охотился, то проводил большую часть свободного времени в ее покоях, отдыхая или же занимаясь государственными делами, но всегда приводил с собой Пьера Гавестона. Они были с ней чрезвычайно любезны, никогда не забывали пригласить ее принять участие в музицировании или какой-либо азартной игре, которые они очень любили, так что любой мог сказать, что, если она и сидела, надувшись, в гордом одиночестве или окруженная своими фрейлинами в углу, то это была ее вина. Надменная дочь Франции и Наварры, супруга короля Англии, она не могла выгнать его из своих покоев, даже, если ему придет в голову привести сюда своих конюхов.
И так Изабелле приходилось терпеть это нелепое существование в качестве одной из сторон треугольника. Она знала, что и Бинетт, и Жислен были просто вне себя от гнева и обиды за нее, а также и от того, что из-за ее отчуждения и возмущения Эдуард и Гавестон все чаще забывали о ее присутствии и обсуждали свои личные проблемы.
