Жюльетта Бенцони - Принцесса вандалов
— Как вы можете блаженствовать тут, отец, когда в нескольких шагах идет жестокая битва?
— А чего бы вы хотели от меня, дорогое дитя? Воители эти сошли с ума! Драться в такую жару! Да это бред какой-то!
— Может, и бред! Но вы должны быть с ними вместе! Разве вы не союзник нашего родственника де Конде?
— Конечно, союзник… Но я не обязан нестись за ним следом всякий раз, когда ему придет в голову сделать глупость!
— Его жизнь в опасности! Погибла уже не одна сотня его солдат! Если вы настолько плохо себя чувствуете, что не можете быть вместе с ними, дайте мне ключ и приказ открыть Сент-Антуанские ворота, иначе Тюренн раздавит там всех!
— Вы, как всегда, все драматизируете! Вы же понимаете, что у меня нет под рукой бумаги!
— Бумагу я взяла у вас в кабинете, все уже написано, вам осталось поставить подпись!
Лицо Месье приняло привычное для него насмешливо-капризное выражение.
— А что если мы позволим им закончить сражение? Тогда наконец настанет долгожданный мир, и я с радостью увижу вас…
— Даже не думайте! Подписывайте! Если не хотите, чтобы я прыгнула в гущу битвы с крепостной стены!
— Что вы сделаете?
— Вы прекрасно слышали! Подписывайте, говорю вам! Иначе вы себя обесчестите, но я не последую за вами по дороге позора!
Месье поставил свою подпись и вновь откинулся на подушки, подумав про себя, что порой дети тяжкое испытание.
А Мадемуазель уже мчалась во весь опор к месту битвы. Ни секунды не медля, она передала приказ открыть ворота господину де Ла Лувьеру, который отвечал за них и за крепость Бастилию, защищавшую эти ворота. Передав приказ, Мадемуазель ринулась к Бастилии и взлетела по лестнице на самый верх, на площадку башни, где располагались пушки. Она распорядилась привести пушки в боевую готовность, а Сент-Антуанские ворота едва не были разнесены под напором хлынувших в них воинов Конде. Помощь подоспела вовремя. Еще несколько минут, и сам Конде, и его соратники были бы сметены с лица земли. Грянули пушки, целясь в их преследователей, и преследователи отступили в безупречном боевом порядке. Сражение у заставы Сент-Антуан закончилось, и Мадемуазель заняла свое место в истории Франции — отныне и навсегда ее будут называть Великая Мадемуазель!
По существу, единственным победителем в этой битве была она, но это не помешало спасенным ею воинам приписать эту победу себе. Де Тюренн поступил точно так же, возможно, с бо́льшим основанием. Потери в рядах войск де Конде были значительные. Многие друзья принца, и среди них де Кленшан, были убиты, другие, как де Немур, тяжело ранены… Ларошфуко получил пулю из мушкета прямо в лицо, она попала чуть ли не в переносицу, он всю жизнь будет мучиться с глазами и едва не ослепнет.
Госпожа де Шатильон приехала на место сражения вместе с госпожой де Немур, которая, как и в прошлый раз, когда ее супруг лежал в Монтаржи, попросила Изабель о помощи, и теперь плакала горючими слезами возле носилок, где лежал раненый. В эту минуту перед ними появилась Мадемуазель, разгоряченная боем, и, словно смерч, обрушилась на Изабель. Она объявила во всеуслышание, что герцогиня де Шатильон со своими так называемыми переговорами с Мазарини и есть причина случившейся драмы! Из ее обвинений едва ли не следовало, что Мазарини подкупил Изабель![12]
Изабель не осталась в долгу и сказала немало «теплых» слов в адрес Месье, который и на этот раз не двинулся с места, снова предав своих друзей. Двух разгорячившихся дам развели в разные стороны, но позже они встретились в доме аббата д’Эффья, который жил неподалеку и пригласил дам к себе.
Впрочем, Изабель не нуждалась в защите, поскольку действовала не только с согласия, но и по просьбе принца и его друзей. Что же до Мадемуазель, которая выслушала благодарность принца, но не дождалась от него никаких теплых чувств, то в своих «Мемуарах» она написала: «Он бы должен был благодарить меня не просто с любезностью». И двумя строками ниже: «Мне было трудно перенести его равнодушие!» Но какие бы чувства ни испытывала Мадемуазель, супруга принца Конде вскоре оправилась после бесконечных недомоганий, вызванных неблагополучной беременностью, и надежда на брак развеялась как сон.
В то же самое время госпожа де Лонгвиль и ее младший брат писали из Бордо принцу: «С огромной радостью узнали о сражении в Сент-Антуанском предместье и о том, что вы прекрасно себя чувствуете после столь доблестного дела…»
Изабель после нелегкого дня вернулась домой, а ночью к ней приехал ее принц, мечтая насладиться в ее объятиях желанным отдыхом после ратных трудов…
Глава III
Аббат Фуке
Отдыхом? Как же! Едва утолив жажду обладания своей обожаемой любовницей — и не один только раз! — принц вместо благодетельного сна, который был так ему необходим, вновь вспыхнул гневом, не оставлявшим его в течение всего дня. Ему не давала покоя мучительная мысль. Париж, тот самый Париж, который недавно обожествлял его, теперь от него отвернулся и не открыл ворота! Не приди им на помощь Мадемуазель, парижане позволили бы им всем погибнуть перед накрепко закрытыми воротами, равнодушно наблюдая, как они умирают! Но они заплатят ему за равнодушие и подлое предательство! И в первую голову парламент и эшевены, которых он обвинит в измене!
Негодовал принц и на испанцев. Негодяи не выполнили своих обещаний! Пошли они хотя бы небольшой отряд, и он бы помог им в сражении!
Принцу и в голову не приходило, что именно флаги союзников-испанцев, которые он присоединил к своим собственным, вызывали особое недоброжелательство парижан.
Сражались вместе с Конде только люди де Бофора, который воевал из ненависти к Мазарини.
Изабель смотрела на разъяренного Конде с ужасом, но ничего не могла поделать, так как он пригрозил запереть ее, если она посмеет вмешиваться в его дела! После чего уселся за стол и написал гневное послание в Мадрид. Затем призвал — в дом Изабель! — своих офицеров, отдал им приказ, и вскоре они привели к принцу немало сомнительных личностей, какие всегда появляются во время смут. День третьего июля проходил в суете, появлялись, исчезали какие-то люди, о чем-то переговаривались и договаривались. Изабель в этих переговорах не участвовала. Она могла лишь волноваться за верных друзей, которые, сильно пострадав, залечивали раны.
Изабель навестила де Немура в особняке Вандом. Со времени совместного путешествия в Монтаржи Изабель поддерживала дружеские отношения с его женой. Как выяснилось, рана де Немура оказалась не такой опасной, как казалось поначалу, когда он лежал, залитый кровью. Тем не менее с постели он пока не вставал. Ларошфуко уехал к себе в имение вместе с сыном и секретарем Гурвилем, из-за раны он почти потерял зрение и опасался полной слепоты. Гито также отправился в родные края. Но больше всего Изабель тревожилась о своем брате, обожаемом Франсуа, который исчез неизвестно куда. Ей посчастливилось встретить Варанжевиля, его близкого приятеля, и он успокоил Изабель. Оказывается, Франсуа де Бутвиль получил легкое ранение и теперь лечится у одной из своих прелестных подружек, имя которой он не стал называть. Впрочем, Изабель не интересовалась именем. Она поняла одно: брат по-прежнему неразлучен с обожаемым принцем и всюду следует за ним по пятам. Утешало, что он, скорее всего, останется в стороне от очередной авантюры, которую, как опасалась Изабель, затевал принц. Волновалась она не напрасно.
