Роксана Гедеон - Великий страх

И как было не согласиться с теми, кто сравнивал положение Франции с состоянием организма, одна нога которого хотела бы идти вперед, а вторая предпочитала оставаться на месте, правая рука тянулась в одну сторону, а левая желала бы повернуться в другую, в мозгу которого воцарилось бы такое помутнение, что все тело было бы парализовано.

Жанно ползал по полу, заливаясь смехом и пуская пузыри. Он уже давным-давно умел прекрасно ходить, но сейчас ему хотелось дурачиться. Игрушки были разбросаны по всей гостиной. Аврора, недавно разбившая две вазы, с визгом пряталась от Жанно то под столом, то за кушеткой. Это была игра в прятки.

Я сама едва переводила дыхание. Только что мы все втроем так прыгали на диване, что теперь из него вылезли две пружины, и обивку завтра придется менять. Я перестала принимать участие в играх, но дети, кажется, отлично без меня обходились.

Я обожала своего ребенка. На свете не было никого и ничего такого, чем бы я не пожертвовала для Жанно. Глядя на этого очаровательного синеглазого малыша в вышитой рубашечке и бархатных башмачках, я сейчас совершенно не понимала, как могла жить без него, не видеть его больше года. И как я была зла, узнав, что жду ребенка. Нет, это было безумие. Я ничего не понимала тогда.

Что-то загремело у меня за спиной и, жалобно звякнув, упало на пол. Я обернулась. Это Жанно, ловко подцепив палкой каминные бронзовые часы, сбросил их вниз. Стекло разбилось на мелкие осколки. Меня охватил ужас.

– Жанно, ты просто несносный мальчик! Эти часы могли упасть тебе на голову!

Ребенок смотрел на меня, в его синих глазах вспыхивали искры, и он, по-видимому, совсем не чувствовал своей вины.

– Ты непослушный ребенок, Жанно, ты очень меня огорчаешь.

Я подхватила его на руки, поправила рубашку.

– На сегодня хватит развлечений, вам пора спать.

Еще четверть часа назад, когда часы были целы, я заметила, что уже десять вечера. Если бы мальчик не был так возбужден, у него давно слипались бы глаза. Я позвала Полину.

– Я не хочу спать! – запротестовал Жанно. – Я еще не наигрался.

– Извини, пожалуйста! Но что же ты будешь делать один? Сейчас все в доме уснут, ты будешь только мешать нам.

Полина увела детей на первый этаж, в спальню. Я осталась одна, в полнейшей тишине, нарушаемой лишь едва слышным потрескиванием свечей в фарфоровых канделябрах. Темнота за окном ясно свидетельствовала, что меня ждет длинная тоскливая ночь. В Турине мне даже спать было скучно.

Дверь на балкон была распахнута, и легкий ветер приподнимал прозрачные кисейные занавески. В одном белом пеньюаре я вышла на балкон: несмотря на то, что была вторая половина сентября, погода в Турине стояла очень теплая.

Единственное, что привлекало меня здесь, – это ночи, загадочные южные ночи. Исчезала та жаркая духота, что так утомляла меня в полдень, воздух становился влажным, звенящим густо насыщенным прохладой. Бархатная тишина изредка прерывалась неутомимым треском цикад. Здесь было нечто, очень напоминавшее мне Тоскану, – обилие золотых светящихся мушек, которые зависали среди деревьев как крошечные звезды. Настоящие, большие звезды равнодушно мерцали в томном небе. Теплый запах горного лавра и мускуса наполнял воздух.

Я жадно вдыхала этот воздух, он всегда приносил мне умиротворение, позволял легче смотреть на вещи. Да, конечно, в Турине мне очень скучно; но, может быть, скоро мое изгнание закончится. Именно сегодня в королевском дворце проходил совет французских принцев, решался вопрос об интервенции. Что же они все-таки решили? Мой отец присутствовал на совете и, разумеется, все знал. Я даже пожалела о том, что сама отказалась от встреч с ним. Не поступи я так опрометчиво, я была бы более осведомлена.

Я вернулась в комнату, опустилась в кресло. Оно было такое глубокое, большое, уютное, так располагало к размышлениям… Я вспомнила Франсуа де Колонна, нашу размолвку, нашу странную связь. Ведь это он, именно он виновен в том, что я оказалась здесь. Конечно, не он совершил революцию, но он в Собрании подталкивал эти события. Почему он вел себя так непонятно? Почему так ненавидел Старый порядок, который дал ему все – должность, положение в обществе, почет? Это было для меня такой же загадкой, как и слепая ненависть черни к Бастилии, в которой никогда не сидели простолюдины. Испокон веков эта тюрьма предназначалась для самых знатных принцев, герцогов и графов… А ненавидела ее чернь. Как все, черт побери, глупо и странно!

Мне показалось, что какая-то темная тень перемахнула через балкон, промелькнула за окном. Испуганная, я вскочила на ноги, пребывая в уверенности, что это мне не померещилось. Занавески откинулись, и на пороге балкона появился граф д'Артуа.

– Вы? – проговорила я пораженно.

Принц был в темном плаще, простом вишневом камзоле, украшенном лишь брабантскими кружевами, парике и шляпе. Мне показалось, он что-то скрывает под плащом.

– Что это за появление? И почему таким способом?

– О свидании мы договорились, не так ли? Так что удивляться нечему, принцесса. А что касается способа, то влезть на балкон пока еще не составляет для меня труда.

– Ну и зачем вы все это устроили?

– А вы хотите, чтобы завтра моему тестю Виктору Амедею сообщили о том, что я нанес визит самой прелестной золотоволосой вдове во всем его королевстве?

– Вы пытаетесь польстить мне, монсеньор; предупреждаю вас, у вас ничего не получится. Сегодня я не расположена принимать вас.

– Вот как? Разве вы стали доброй католичкой и папа выпустил новую буллу против адюльтера?

Я не могла сдержать улыбки.

– Нет, я не ударилась в религию, успокойтесь. Но сегодня у меня скверное настроение и…

– Ах, я так и знал. Именно поэтому я целых два часа провел у одного ювелира в Милане, выбирая для вас подарок. Уверен, он заставит вас расцвести от радости.

– Вы льстили мне, монсеньор, теперь пытаетесь подкупить – я вижу все ваши уловки, так что берегитесь!

Не слушая меня, он распахнул плащ и с видом мага-фокусника водрузил на маленький столик изящный ларец красного дерева, инкрустированный перламутром.

– Ну? Взгляните! Я знаю, у вас есть одно такое огненно красное платье, вы очень хороши в нем. Эти украшения будут под стать и ему, и вам. Вы больше всего любите рубины, не так ли?

– Вы всегда навязываете мне свои мнения. Я не говорила вам, что люблю больше всего.

– Не старайтесь меня разочаровать. Взгляните сперва.

Я подняла крышку ларца. На темном бархате с живописной аккуратностью были разложены розового жемчуга нити для волос и десять оправленных в золото рубиновых подвесок. Рубины были прозрачно-алые, как капли крови, а золото добавляло им гиацинтового блеска. Посреди ярко сияла изящная рубиновая диадема, окруженная ореолом сверкающих бриллиантов. Сказочными огоньками отражалось в драгоценных камнях пламя свечей.