Мэдлин Хантер - Обладание
Аддис подхлестывал осла, и они ехали до тех пор, пока не начали сгущаться сумерки, хотя ему было невмоготу от боли в бедре, да и Мойра проявляла явные признаки усталости и неловкости. Неудобство заключалось не в ее компании, а в наличии повозки и осла, из-за которых путешествие займет гораздо больше времени. Однако Аддис продолжал подгонять осла, ибо хотел, чтобы и он сам, и Мойра достаточно устали перед тем, как остановиться на ночлег. Только так можно было надеяться, что она уснет, несмотря на события прошедшего дня, да и он сам тоже сможет уснуть, не обращая внимания на соблазн бесконечной умиротворенности, лежащий всего лишь в нескольких шагах поодаль.
Но ожидания, увы, не оправдались. Сон упорно не желал приходить. Аддис лежал у костра, прислушиваясь к слабому дыханию, доносившемуся в ночи из повозки, где спала Мойра. Он представил, как дыхание женщины щекочет его ухо, обжигает тело, и почувствовал, что погружается в ее мягкость и тепло. Поднявшись, он углубился в рощу, подальше от нее, и в очередной раз заставил себя поразмышлять над проблемами, возникшими из-за его сводного брата Саймона.
Надо думать, что выступить против него открыто Саймон не решится. Не захочет он рисковать расположением короля, совершая неприкрытое убийство, способное дать толчок борьбе между противоборствующими лордами. Подвернется удобная тихая возможность — тогда другое дело, но это ничего не меняет. Насколько верны его подозрения, станет ясно в самое ближайшее время, однако терять это время на то, чтобы предупредить выступление Саймона, нельзя.
Так что его ближайшее будущее зависит от короля, закона и традиций королевства. Если положение обернется не в его пользу, придется предстать перед выбором, который весьма невелик, но все же шире, чем кажется Рэймонду или Мойре. Во всяком случае, ему придется принимать решение в Лондоне, где гораздо легче понять, каковы его шансы и чем он рискует. Что ж, он готов сделать свой выбор, а спокойствие, которое дает ему Мойра, добавит ясность его мыслям. К тому же, Саймону в Лондоне будет гораздо труднее организовать подходящий «несчастный случай».
Размышления о том, что ему предстоит, нарушили его душевное равновесие, и он пошел обратно к костру. По пути Аддис остановился у повозки и посмотрел на спящую женщину. Она лежала на боку, подложив неплотно сжатый кулак под щеку, словно ребенок, темные волосы веером рассыпались вокруг головы.
Он рассчитывал, что его путешествие будет быстрым, но теперь необходимость в этом отпала. Аддис решил, что может пробыть в Лондоне ровно столько, сколько понадобится, потому что обстоятельства, манившие его назад, в Дарвентон, изменились. Судьба повернула ход событий в его пользу.
Наверное, Аддис обязан отпустить свою спутницу по прибытии в город, освободить для той жизни, на которую она претендует, по ее же словам, по законному праву, но он был не в силах сделать это. Опять же — если она найдет своего вольного мастера, ему придется дать позволение на женитьбу, а этого Аддис сделать не сможет. Побывав в положении раба, он, казалось, должен был бы с сочувствием и пониманием относиться к ее стремлению к свободе; собственно, так оно и было, даже при том, что на самом деле она не была рабыней, — а он хорошо, даже слишком хорошо понимал разницу. Во-первых, будь Мойра рабыней, уже в первую же ночь она оказалась бы в его постели, и сейчас он не смотрел бы на нее через борт повозки, пытаясь обуздать собственную страсть.
Да, он испытывал к ней сочувствие, однако оно значило довольно мало по сравнению со страстью, или умиротворенностью, или же необъяснимым чувством собственности, которое заставило его, не раздумывая, лишить жизни троих мужчин, покушавшихся на ее честь.
Аддис разбудил женщину на рассвете, и очень скоро они уже снова были на дороге, продолжая путь. Мойра набрала в роще сухой травы и соорудила себе подобие подушки, чтобы было мягче сидеть. Восседая рядом с ним, она походила на древнюю богиню урожая, усевшуюся на копну свежескошенного сена; поневоле Аддис вспомнил ритуалы, увиденные им в Балтийских землях. Самые старые ритуалы и церемонии, которые проводили соплеменники Эвфемии, были приурочены к посеву и сбору урожая — ритуалы, уходящие корнями во времена, когда верховным божеством был не мужчина, а женщина, когда физическая жизненная сила и плодородие земли имели гораздо большее значение, чем бесконечная абстрактность небес.
Они ехали мимо деревьев, и Аддис вспоминал годы, проведенные среди балтийцев. Впечатления, оставшиеся после этого периода жизни, казались более яркими и близкими, чем воспоминания о собственной семье и стране. Эти странные люди были убеждены, что каждый куст или растение, каждый ручей или пруд, даже каждый камень являются обителью для живущих в них духов. Лишь по прошествии нескольких лет к нему пришло понимание этого. Лежа среди деревьев с Эвфемией, он иногда ощущал дрожание духов в окружавшей их растительности, обращавшихся к нему на своем примитивном языке.
Ничего подобного в деревьях, которые выстроились вдоль дороги сейчас, он не замечал. Даже если когда-то на английской земле и обитали духи, они давным-давно ее покинули — или же их заставили замолчать. Здесь камни существовали для того, чтобы строить из них или высекать скульптуры; вода в ручьях — для умывания и питья; деревья — чтобы делать из них дрова. Люди Эвфемии исполняли свои ритуалы на открытом воздухе в окружении духов. Христианскому же Богу молитвы возносились в зданиях, сооруженных умелыми и сообразительными мастерами, которые деформировали камень, используя для этого инструменты и логику.
Он бросил косой взгляд на женщину, принявшую решение взять себе в мужья одного из таких мужчин. Слегка склонив голову, она обнюхивала себя, и, судя по выражению лица, запах ей явно не нравился. Длинные пальцы натянули ткань платья на груди, давая возможность свежему воздуху проникнуть под материю. Вчера на закате он заставил осла свернуть с дороги, не подумав о том, что желательно было бы подыскать место для ночевки, где поблизости есть вода; однако он понимал, что гримасу отвращения на лице Мойры вызвал не запах дневного пота.
Она заметила, что он следит, как выпуклость груди то возникает, то скрывается под тканью, и тут же одернула платье скромным женским движением.
— Тебя… вас все это время держали под замком? — спросила она, чтобы переключить его внимание на другую тему.
— Нет.
Она первая задала этот вопрос прямо, без обиняков. Даже Рэймонд не решился выспрашивать у него подробности. Все решили, наверное, что ему довелось пережить невероятные языческие пытки, одно упоминание о которых может быть неприятным.
