Дебора Мартин - Любовь срывает маски
При этих словах она резко вскинула голову, едва удерживаясь от желания броситься отсюда прочь и моля Бога лишь о том, как бы не выдать своего страха перед этим ужасным человеком. А он и впрямь мог показаться страшным. Свет, струящийся из окна, высвечивал его высокий нахмуренный лоб, сошедшиеся над переносицей темные брови. Суровое выражение его стальных глаз говорило о том, что этот человек не знает жалости. Даже губы, казалось, были твердыми, способными лишь отдавать приказания.
— Но я ведь уже сказала вам, что не намерена принимать ваше предложение, милорд, — произнесла она чуть дрожащим голосом, проклиная себя за то, что позволила ему так расстроить себя. — Я рада, что вы полностью здоровы, но не хочу, чтобы меня подвергали совершенно бесполезному осмотру. У меня слишком глубокие шрамы, и лицо слишком обезображено, чтобы можно было его вылечить.
Мэриан поняла, что переусердствовала в своем стремлении доказать ему, что не нуждается в его благодеяниях. Но до конца осознала свою ошибку, только когда он вновь схватил ее за руку.
— Позвольте мне самому взглянуть на ваше «обезображенное» лицо, прежде чем вы окончательно откажетесь от моей помощи, — резко сказал он, откидывая с ее головы капюшон и потянув за тесемки, которые удерживали на голове маску. — Если все, что вы говорите, — правда, то можете без единого слова в ту же минуту покинуть мой дом, но если…
— Нет! — закричала Мэриан в ужасе, но в этот момент шелковая маска уже соскользнула с ее лица…
5
Гаретт не был вполне уверен в том, что именно он собирался обнаружить под маской. Пожалуй, он даже ожидал увидеть изуродованное оспой лицо, как она пыталась его уверить.
Но с той самой ночи, когда она занималась его раной, он не мог забыть прикосновения ее нежных рук. Вид ее золотистой гладкой кожи на руках преследовал его, и он не мог отделаться от мысли, что лицо у нее такое же гладкое и нежное, как руки.
В то же время он не мог придумать никакой иной причины, по которой молодая девица стала бы прятать лицо под маской. Поэтому, срывая с нее маску, он не представлял себе, что под ней скрывается.
Фолкхэм думал, что приготовился к любому зрелищу. Однако то, что предстало его восхищенному взору, совершенно потрясло его. Огромные карие глаза, широко раскрытые от страха, лицо столь же очаровательное, сколь и безупречное во всех отношениях. Он не увидел ни одного даже самого крошечного изъяна, ее гладкая кожа оказалась такой же золотистой, как и на руках, — не того оливкового оттенка, что был характерен для цыган, но и не белоснежной, как у истинной английской леди.
В то время как его потрясенный взгляд скользил по мягким, тонко очерченным линиям ее прекрасного лица, ее сочные, словно медоточивый персик, губы приоткрылись в немом крике. Его взгляд тут же остановился на этих губах, непроизвольно отмечая совершенство их формы. Да, это был рот леди, не цыганки. Теперь он мог, пожалуй, поверить, что ее отец — аристократ. И все же, вглядываясь в ее лицо, в упрямо вздернутый подбородок, яростно сверкающие глаза, он мог бы сказать, что эта красавица не всегда следует правилам поведения, подобающим истинной леди.
В этом лице он увидел любовь к интригам и тайнам, стремление соблазнить, обольстить, заманить, запутать… Что ж, в его случае ей это прекрасно удалось.
Пока он стоял и в безмолвном изумлении любовался представшей его взору красотой, Мэриан окончательно пришла в себя. Она потянулась было за своей шелковой маской, но его пальцы крепко сжались вокруг ее запястья.
— Нет, — твердо приказал он и медленно развернул ее к окну так, чтобы на лицо падал солнечный свет.
— Вы не смеете… — прошептала она, свободной рукой судорожно пытаясь нащупать капюшон и надвинуть его обратно на голову. От волнения она не смогла этого сделать, только растрепала волосы, и они длинными, выбившимися из пучка прядями заструились по спине и плечам.
Граф не обращал внимания на страх в глазах девушки. Он безмолвно смотрел, как солнце осветило ее лицо, придав волосам оттенок старинного драгоценного металла. Влекомый какой-то неведомой силой, он, почти не сознавая, что делает, потянулся к ее лицу. Легко, едва касаясь, кончиками пальцев он провел по бархатистой щеке, восхищаясь нежностью этой золотистой кожи.
— Во всяком случае, вам действительно не нужен доктор Мильберн, — тихо, но многозначительно произнес он.
Девушка вспыхнула, залившись краской до корней волос. Ее широко распахнутые глаза метнули на графа яростный взгляд, а затем она резко отпрянула от его руки, продолжавшей ласкать ей щеку, и изо всех сил вывернула руку, чтобы освободиться от его железной хватки. Выражение ее лица ожесточилось.
— Да вы никогда и не собирались отправлять меня к нему, не так ли? — язвительным тоном спросила она. — Ведь все это: ваше предложение и ваша ложь — имело одну-единственную цель — заставить меня снять маску!
Он внимательно изучал ее несколько мгновений, затем пожал плечами.
— Не совсем так. Но ваша история об уродстве звучала слишком неправдоподобно. Как еще я смог бы проверить свои подозрения? Уверяю вас, если бы то, что вы сказали мне, оказалось правдой и вы согласились бы принять мое предложение, я отправил бы вас к Мильберну.
Она откинула голову назад, обдавая его скептическим взглядом.
— В самом деле? Ну что ж, сэр, теперь, когда вы удовлетворили свое любопытство, я бы хотела уйти отсюда.
Ее слова прозвучали как настоящий вызов, и это взбесило графа. Неужели она полагает, что он позволит ей так легко ускользнуть от него? Ну нет! Она постоянно занимала все его мысли на протяжении последних дней, что он провел в постели, выздоравливая после ранения. И прежде, чем он отпустит ее, он должен хоть что-нибудь о ней узнать!
Девушка попыталась оттолкнуть графа, но тот с легкостью удержал ее на месте.
— Удовлетворил свое любопытство? Как бы не так! Вы лишь еще больше разожгли его! Какие еще тайны скрывают ваши прекрасные глаза, вот что бы мне хотелось услышать от вас! Вы можете, например, начать с того, почему вы носите маску.
— Не думаю, что вас это касается, милорд!
Несмотря на ее дерзкие слова, он знал, что она его боится, так как чувствовал, как дрожит ее тонкая, изящная рука, поскольку все еще держал ее за руку. Казалось, она вся напряглась, готовая в любой момент броситься прочь, словно кошка, ожидающая, когда приоткроется дверь, чтобы немедленно выскользнуть из комнаты. Но он определенно не намерен позволять ей и на этот раз ускользнуть от него. Во всяком случае, не получив ответы на некоторые вопросы.
— Меня все касается. — В его голосе послышались угрожающие нотки. — Здесь мои владения. И мне не нравится, что по моим землям бродят две очень странные цыганки, особенно если учесть то, что одна из них скрывает свое лицо и лжет по поводу причин своего маскарада. Это дает мне основания подозревать, что она что-то замышляет.
Его ледяной тон, казалось, смутил девушку.
— Я ничего не замышляю, — гордо заявила она, вздернув подбородок и повернув лицо так, что на него упал золотистый солнечный свет. — Разве недостаточно, что я спасла вам жизнь? Так ли уж вам необходимо знать, почему я предпочла скрывать свое лицо под маской, пока лечила вас?
Граф попытался не обращать внимания на внезапное чувство раскаяния, вызванное ее словами. Он должен непременно выяснить причину, по которой она устроила этот маскарад, хотя бы только для того, чтобы удостовериться, что она — не одна из любимиц его дядюшки, которую тот прислал шпионить за ним. Правда, если она работает на его дядюшку, зачем ей было с таким искусством и старанием лечить его рану? Ведь это был очень удобный способ отправить его на тот свет, не вызывая особенных подозрений.
Но могли быть и другие причины для ее маскарада, говорил он себе, которые он обязательно должен выяснить. Цыгане способны на все. Ему слишком много лет пришлось иметь дело с ложью и хитростью, чтобы сейчас доверять цыганке, какой бы очаровательной и прелестной она ни была.
— Может быть, вы совершили какое-нибудь преступление, — спросил он намеренно грозным тоном, пытаясь проверить свои подозрения, — и теперь скрываетесь от солдат или стражи?
На какое-то мгновение ему показалось, что в глубине ее глаз вспыхнул страх, и он уже подумал, что его догадка верна. Но в следующее мгновение страх уступил место возмущению. Девушка стиснула зубы.
— Нет, милорд, — с презрением бросила она. — Я скрываюсь от аристократов, которые, подобно вам, обожают глумиться над такими цыганками, как я.
Такой ловкий, дерзкий ответ удивил Фолкхэма. Что ж, напугать ее не так-то просто. Он усмехнулся.
— Что заставляет вас думать, будто я намереваюсь глумиться над вами?
Его усмешка еще более, чем сам вопрос, привела ее в ярость.
