Мари-Бернадетт Дюпюи - Ангелочек. Время любить
В соответствии со сложившейся традицией до алтаря жениха должна была довести его мать, но, поскольку Жерсанда де Беснак наотрез отказалась входить в собор, Луиджи шел один по центральному проходу, устремив взгляд своих черных глаз на витражи хоров. Скамьи и стулья постепенно заполнялись. Люди перешептывались, толкали друг друга локтями.
Огюстен Лубе, на котором был праздничный костюм, подал руку Анжелине. Дрожа всем телом от избытка чувств, молодая женщина робко улыбнулась.
— Идем, малышка! Крепись! — сказал сапожник.
Анжелина выпрямилась и сделала глубокий вдох и выдох, любуясь оранжерейными цветами, которых здесь было множество. Нежные белые цветки и темно-зеленые листья переливались в свете люстр из кованого железа и огромных свечей цвета слоновой кости.
«Луиджи совсем потерял голову… — думала Анжелина. — Столько роз, лилий… А этот свет! Боже мой, как красиво! Как я счастлива! Благодарю тебя, Господи, за то, что ты подарил мне такую радость!»
Отец сделал шаг вперед, Анжелина последовала за ним. И тут под расписным сводом собора зазвучал свадебный марш немецкого композитора Мендельсона[40]. На огромном органе играл отец Северин, превосходный музыкант. Так захотел жених.
Идущая под руку с Виктором Розетта следила за малышом Анри, которому поручили нести шлейф платья невесты. Два часа назад Анри отрепетировал каждый жест в своей спальне и теперь с самым серьезным видом выполнял возложенную на него задачу. Затерявшись в толпе горожан, Гильем Лезаж, сидевший в инвалидном кресле, наблюдал за этим прелестным ребенком в праздничном костюмчике, лицо которого показалось ему удивительно знакомым. Он спросил у сопровождавшей его невестки Клеманс:
— Кто он, этот малыш?
— Когда я увидела его идущим в свадебном кортеже, я обратилась с этим же вопросом к одной из монахинь. Вроде это племянник служанки мадемуазель де Беснак, которая усыновила его в то время, когда уже не надеялась разыскать сына. Анжелина — его крестная.
Ничего не сказав на это, Гильем кивнул. Он непременно хотел присутствовать на венчании, хотя его и не звали. Впрочем, не он один явился сюда без приглашения. На венчание приехали и пациентки повитухи, и женщины постарше, прибегавшие к услугам ее матери Адриены. Все они в столь знаменательный день хотели подарить Анжелине свои улыбки в знак бесконечной благодарности и симпатии.
Хозяйка таверны Мадлена Серена, одетая в свое самое красивое платье, сидела во втором ряду вместе с дочерью Фаншоной и зятем Поленом, почтальоном. Малышку Луизу, прелестную семимесячную девчушку, держала на руках ее мать. Огюстен Лубе, Жермена и Октавия, взявшая на колени Анри, который доверчиво прижался к груди служанки, занимали места у алтаря, недалеко от Розетты и Виктора.
— Вы очень понравились моим родителям, — прошептал молодой человек своей спутнице на ухо.
Ему удалось представить Розетту родителям до того, как они вошли в собор.
— Правда? Но это потому, что они не знают правду обо мне.
— Замолчите! Не говорите так! Вы бы очень удивились, если бы узнали, какие низости скрывают в своих сердцах именитые горожане. А правду о вас я знаю: вы самая очаровательная барышня в городе.
Музыка стихла. Отец Ансельм в бело-фиолетовой ризе строго посмотрел на чету, стоявшую напротив него. Он был восхищен вдохновенным лицом Анжелины, окутанной сиреневым облачком, и весьма привлекательным Жозефом де Беснаком в темно-фиолетовом наряде. Ему казалось, что эти новобрачные сошли со страниц какой-нибудь книги с волшебными историями. По его мнению, вся эта роскошь была излишней, однако он решил, что это порадует прихожан в самом начале зимы и что Господь не возмутится при виде такого зрелища, ведь Он — источник всей красоты на земле. «Теперь самое время справить свадьбу», — говорил себе отец Ансельм.
Неделей раньше Анжелина исповедалась и без всякого стыда призналась, что снова согрешила, не устояв перед жгучим желанием своего тела, причем несколько раз. Правда, по ее словам, это был не плотский грех, а выражение любви. В качестве оправдания она поведала священнику о трагической смерти Коралии на хуторе, затерявшемся в горах, о терзавшей душу печали и настоятельной потребности стать женой мужчины, которого обожает. Тронутый искренностью Анжелины, священник отпустил ей все грехи, но не снял епитимью.
— Что будут делать мои пациентки во время моего паломничества? — забеспокоилась Анжелина.
— То же самое, что они делали, когда ты училась в Тулузе, моя малышка. Они обратятся за помощью к другой повитухе! — ответил священник.
Свадебная церемония началась. Дети из церковного хора любовались Анжелиной в ее наряде принцессы, которая, сосредоточившись на происходящем, вслушивалась в каждое слово священника. Время от времени Луиджи бросал нежные взгляды на свою супругу, спрашивая себя, не забыл ли он положить обручальные кольца в карман своего редингота. Наконец, прозвучали долгожданные слова:
— Жозеф де Беснак, согласны ли вы взять в жены Анжелину Лубе, любить, почитать ее…
И тут раздался пронзительный крик, послышались удивленные голоса. По скамьям, расположенным рядом с входом в собор, прокатилась волна шума. Ошеломленный отец Ансельм взглядом искал человека, осмелившегося нарушить ход церковной церемонии. Вновь раздался пронзительный крик. Какой-то мужчина отчаянно жестикулировал, держа шляпу в руке. Пораженный Луиджи обернулся, поскольку шум усиливался.
— Кто-нибудь может объяснить мне, что происходит? — спросил возмущенный священник. — Мы находимся в святом месте, и я не потерплю ни скандала, ни гвалта.
— Моя жена! — кричал мужчина, бежавший по центральному проходу. — У нее отошли воды и начались схватки.
Анжелине казалось, что она услышала ставший уже привычным для нее призыв: «Повитуха Лубе, на помощь!» Но это была игра ее воображения. Растерявшись, она не знала, что делать.
— Мадемуазель, мне кажется, что это Катрин Борд, ваша пациентка с улицы Нёв, — пояснила Розетта, прислушивавшаяся к восклицаниям, которые доносились до нее со всех сторон.
Попавший в затруднительное положение отец Ансельм поднял глаза к небу.
— Я должна поговорить с ней! — заявила Анжелина. — Я успокою ее и отправлю в больницу.
Не дожидаясь ответа, Анжелина повернулась и бросилась к обезумевшему мужу роженицы, шурша муслиновым платьем. Фата буквально летела за ней, как и шлейф платья. Сострадательные женщины поддерживали смертельно побледневшую будущую мать, согнувшуюся чуть ли не до земли.
— Ах, мадемуазель Лубе! — простонала женщина. — Мне так хотелось присутствовать на вашем венчании, и вот…
