Екатерина Мурашова - Наваждение
Девушка ладонью утерла выступившие слезы, оттащила в сторону увядший венок и положила к основанию камня два свежих букета.
– Это от нас… И от Лисенка… – пробормотала она.
Юноша уже привычно обнял ее за плечи и, достав из кармана платок, заставил вытереть глаза и высморкать нос.
Белая, с вышитой монограммой Транссибирской железной дороги занавеска колыхалась от сквозняка. За окном медленно проплывала ровная, от горизонта до горизонта, выгоревшая травянистая степь, кое-где покрытая березовыми лесками, между которыми видны были болота и озера, над которыми тучами носились огромные стаи разнообразной пернатой дичи…
– Я подсчитал, – сказал лорд Александер, отрываясь от блокнота. – Томская губерния по площади ровно в два с половиной раза больше Великобритании.
– А смысл? – меланхолично вопросил мистер Барнеби, красноречивым жестом указывая за окно.
– Ну, возможно, Создатель имел что-то в виду… В некотором будущем… – с осторожным оптимизмом предположил Лири.
– Весьма отдаленном, как я полагаю, – тяжело вздохнул Барнеби. – Где, кстати, наши славяне?
– Стоят на открытой площадке. Думаю, обмениваются впечатлениями о своей несчастной любви…
– Боже мой, как же я хочу обратно в нашу милую, добрую, старую Англию! – с вдруг прорвавшимся чувством воскликнул Барнеби. – Милорд! Зачем мы едем в Петербург? Я положительно думаю, что все это дело следует бросить, пока не стало слишком поздно… Мало нам Майкла Сазонофф… Но вы помните, что они сделали с самим Майклом?! Что может произрасти на этой дикой почве? Это же еще десятилетия, может быть, даже века средневековья… О какой промышленности, о каком прогрессе тут может идти речь?! Все эти рассуждения Майкла и его сумасбродной возлюбленной, а также его планы и попытки организовать в Егорьевске что-то вроде родовой аристократии, просвещенно владеющей землями и людьми – это же просто смехотворно! Бред вознесшегося волею случая плебея!
– Ивлин, у вас после сибирских впечатлений просто расстроены нервы… В Петербурге вы придете в себя…
– У меня все в порядке с нервами! – с опровергающим собственное утверждение раздражением откликнулся юрист. – Просто, на мой взгляд, нам следует хотя бы теперь, после свершившихся трагических событий, рассуждать здраво.
Честное слово, милорд, я знаю, что вы их всех едва ли не полюбили, и не хочу никого осуждать. Но…
До этого вояжа я считал самыми страстными нациями французов и итальянцев. И никак не мог понять: откуда же у русских такая литература?…
Давайте просто подведем итог нашего взаимодействия с русскими, милорд. Обычная, рутинная процедура.
В начале этого дела у нас было много потенциальных русских партнеров. Где же они теперь?
Майкл Сазонофф – надул нас везде, где только возможно, и погрузился в сплин из-за воспоминаний несчастного детства и несчастной любви.
Ник Полушкин – в бегах из-за попытки убить Майкла Сазонофф.
Базиль Полушкин – по-видимому, помешался, равнодушно бросил все дела и теперь едет с нами в Петербург, чтобы передать кому-то свои наблюдения над птичками и спасти свою несчастную любовь от какой-то неведомой опасности.
Вера Михайлова – зарезана у всех на глазах самоедкой из-за любви.
Леон Златовратский – в трауре по поводу гибели Веры Михайловой. Недееспособен.
Дмитрий Опалинский – убит по ошибке представителями местных властей.
Мари Опалинская – в трауре по поводу гибели мужа. Недееспособна.
Ачарья Даса (он же – Теодор Дзегановский) – в астральных мирах борется с последствиями англо-саксонского оккультного заговора.
К тому же все мыслящие люди, с которыми мне доводилось здесь беседовать, включая грамотных рабочих и даже местного священника, убеждены в том, что в России скоро и неизбежно грянет революция. В горниле страстей которой, осмелюсь предположить, погибнут все, по недоразумению оставшиеся в живых после несчастного детства и несчастной любви…
Скажите, милорд, вы по-прежнему уверены, что нам следует иметь дело с русскими?
(Прим. авт. – Большинство английских компаний, допущенных Кабинетом к операциям в горном деле в 1897–1914 годах, оказались спекулятивными. Учреждая десятки различных обществ для разработки золотых месторождений, английские финансовые дельцы стремились не столько к увеличению добычи, сколько к срыву учредительской прибыли и биржевой спекуляции. За все годы своего присутствия английский финансовый капитал не создал в Сибири ни одного горно-промышленного предприятия, стоящего на уровне современной той эпохе техники. Несмотря на все это, Кабинет никогда не терял надежды на получение солидных доходов посредством привлечения английских капиталов к разработке сибирских месторождений, создавал для них режим наибольшего благоприятствования и всячески способствовал созданию различного рода «совместных предприятий».
В цветной металлургии в это же время сложилась несколько иная ситуация. Там английский капитал к 1914 году занял господствующее положение (контроль над 89 % медных и полиметаллических разведанных месторождений) и имел возможность «регулировать» производство цветных металлов в интересах Британии, но не России, представляя собой фактически непреодолимый барьер для вложения национального капитала в эту отрасль экономики Сибири.
В годы Первой Мировой войны относительная роль английского капитала упала при одновременной мощной экспансии в Сибирь североамериканских монополий.
В 1917 году все процессы внедрения в экономику Сибири иностранного капитала были более чем на 70 лет остановлены событиями Октябрьской революции и последовавшим за ними строительством Советского государства.)
Глава 48
В которой Ефим Шталь узнает новости о брате, Василий Полушкин встречается с мечтой, а Мари Шталь заказывает шляпки
Две женщины и мужчина сидели за столиком в изящно декорированной гостиной и играли в винт. Ставки были маленькими, разговор тек сытый, ленивый, ни к чему не обязывающий ни ум, ни чувства.
– А как же сладость греха, Ефим? – спросила графиня К. – небольшая, на беличий манер постаревшая женщина. Ее когда-то изящные пальцы были слегка скрючены артритом. – Это вполне может расцветить жизнь, придать ей смысл… на какое-то время…
– Я рад бы грешить, – с небрежной улыбкой отвечал мужчина, одетый несколько экстравагантно для вечера в собственной гостиной. На нем был темно-серый сюртук, светло-серый галстук с желтым опалом в булавке. И серые перчатки. – Но грех ведь, на беду, однообразен. Быстро истощив все возможности, мы без конца возвращаемся к одному и тому же… Думаю, я не открыл для вас тайны, дражайшая Зинаида?
