Юлия Леонова - Звезда Любви
Странный это был вечер — никто почти не притронулся к ужину. Говорил в основном Павел: рассказал об отправленном еще в Иркутск, но прочитанном только в Петербурге письме графа Левашова, о том, как нашел жену в Полтаве, обо всем том, что узнал от Жюли о ее жизни в качестве приемной дочери Закревского.
— Ну вот, теперь вы знаете обо всем, — обратился он к родителям. — И мне нужна будет ваша помощь.
Николай Матвеевич задумчиво отпил вино из бокала и, отставив его в сторону, вперил долгий взгляд в невестку:
— Удивительно, что на Вашем пути встретился именно Василий Андреевич! Не иначе, как промысел Божий, и не нам судить о том, — заметил он. — Ну, о том, что Вы внучка Юлии Михайловны я знал давно, был у нас как-то разговор с Вашим папенькой, да и Ваше сходство с покойной бабкой просто невероятно. Другое дело, как теперь объяснить всему свету Ваше чудесное воскрешение?
Юля опустила глаза. Да и что она могла сказать? И оправдываться вроде не в чем, и вины за ней никакой нет, а все равно получается, что виновата.
— Я думал о том, отец, — заговорил Павел. — То, что вместо моей жены похоронена другая женщина — это случайность, и это единственная часть всей истории, о которой можно сказать правду, как она есть.
— Что ты имеешь ввиду? — насторожился Николай Матвеевич.
— Никто не должен знать ни о потере памяти, ни об Анне Закревской, — продолжил Павел. — Для всех моя жена сбежала от меня к своему родственнику, потому что я дурно обращался с ней.
— Но Поль! — ахнула Софья Андреевна. — Это же явная ложь! Да и кто поверит в это?!
— Маменька, — вздохнул Павел, — подумайте лучше, что будет, если открыть правду? Кто поручится, что мою жену не сочтут умалишенной? Что общество не будет чураться ее? Или, того хуже, не станет насмехаться над ней?
— Ты отдаешь себе отчет в том, что собираешься сделать? — поинтересовался Николай Матвеевич. — Многие двери могут оказаться закрытыми пред тобой. Те, кто считал себя твоими друзьями, при встрече с тобой могут и руки тебе больше не подать.
— Значит, так тому и быть, — положив руку поверх руки Жюли, ответил Павел. — Потому мне и нужна ваша помощь. Вы, маменька, пригласите на чай кузину Мари и расскажете ей душещипательную историю о том, как я изменял своей супруге, всячески унижал ее достоинство и безосновательно ревновал ее к графу Левашову, как не поверил, тому, что ребенок, которого она носит мой, и тогда Жюли оставила меня, а ныне я раскаиваюсь в своем отношении к супруге и готов любым способом загладить свою прежнюю вину перед ней.
— Поль, о чем ты? — вздохнула Софья Андреевна. — Мари ни за что не поверит во всю эту историю, уж ей-то очень хорошо известно, как ты относился к своей жене!
За столом воцарилось молчание.
— Я знаю, что нужно делать, — нахмурился Николай Матвеевич и посмотрел на Жюли. — Я постараюсь этого не допустить, но надеюсь, что Вы, сударыня, способны по достоинству оценить, что Вам в жертву принесена репутация моего сына, человека в высшей степени благородного и неспособного на подобную низость.
— Николай Матвеевич, — подняла голову Юленька, взглянув в лицо старого князя, — видит Бог, по мне, так пусть лучше меня сумасшедшей считают…
— Жюли, — перебил ее Павел, — уж лучше пусть я буду негодяем в глазах общества, чем Вам доведется терпеть оскорбительные намеки и насмешки.
— Что Вы собираетесь делать, mon cher? — поинтересовалась Софья Андреевна.
— Я не так давно в отставке, — улыбнулся Николай Матвеевич, — и влиятельные друзья при дворе у меня все еще остались. Завтра я пойду на прием к министру внутренних дел Бибикову, нам все равно нужно уладить дела с восстановлением в правах твоей супруги, — повернулся он к Павлу.
— Благодарю Вас, отец. Ну, а нынче время уж позднее, да и мы с дороги, — поднялся из-за стола Павел, предлагая руку жене, — увидимся завтра.
— Добром это не кончится! — покачал головой Николай Матвеевич, едва за Павлом, и Жюли закрылась дверь. — Если бы не мальчишка, ноги бы ее не было в этом доме. Главное, и угадала же Николаем его назвать!
— Mon cher, это все промысел Божий! — вздохнула Софья Андреевна. — Как ей еще было его назвать, если он как раз на Николу зимнего родился? А Поль пойдет за ней на край света, и Вы это знаете не хуже меня.
— Поистине роковая страсть, — проворчал Николай Матвеевич.
— Не страсть, но любовь! — улыбнулась Софья Андреевна. Любовь, дарованная Господом до гробовой доски. Вспомните, каким был наш сын раньше, и каким стал сейчас. Пять лет прошло, а он не забыл. Жаль, что с Долли так вышло, без малого два года помолвлена была, и вот….
— За mademoiselle Балашову можете не волноваться, — усмехнулся князь. — Граф Левашов сделал ей предложение.
— Сергей Александрович? — ахнула Софья Андреевна. — Подумать только, один из самых завидных женихов столицы! Странно, что я не заметила этой симпатии, ведь в последнее время мы много общались с Дашенькой.
— Предложение сие, как говорят, было сделано под давлением неких обстоятельств, — пожал плечами Николай Матвеевич. — Как оказалось, Дарья Степановна не такая уж скромница, какой казалась на первый взгляд.
— Полно злословить, Николя! — отмахнулась Софья Андреевна. — Долли благовоспитанная барышня, и я никогда не поверю в подобные глупости. Но, впрочем, я рада за нее: все же с этой помолвкой так некрасиво вышло!
— Ваше право, — отозвался Николай Матвеевич. — Завтра нас всех ожидает нелегкий день, и потому предлагаю подумать уже об отдыхе. Позвольте, я провожу Вас, — подал он жене руку.
Юленька готовилась ко сну, когда дверь, смежная с покоями ее супруга, тихо отворилась, и Павел показался на пороге.
— Не могу отпустить тебя, — улыбнулся он. — Все мне кажется, что стоит отвернуться, и ты исчезнешь. Или, того хуже, все это окажется сном.
Молча шагнув в раскрытые объятья, Жюли прижалась щекой к его груди, там, где под тонким полотном рубашки билось сердце.
— Мне Полину хочется увидеть, и Сержа, — прошептала она.
— Завтра, ma cherie, — отозвался Поль. — Завтра поедем к Горчаковым, а Сергея Львовича, насколько мне ведомо, в столице сейчас нет.
С самого утра Павел отправил Прохора в дом Горчаковых со строгим наказом передать его записку только самому князю Михаилу и обязательно дождаться ответа. Мишель прочитал коротенькое послание дважды, а затем отправился в гостиную Полин. Княгине до срока родов оставалось менее месяца, она вышивала что-то для младенца, устроившись в кресле, и с улыбкой подняла глаза на вошедшего в комнату мужа.
— Полин, душа моя, я пришел к Вам с радостным известием, — начал он, растерянно вертя в руках записку, — но, право, не знаю, как и сказать Вам. Я боюсь, потому, как и сам с трудом могу поверить тому, что мне сообщили.
