Сквозь шторм - Беверли Дженкинс
Бриджит съязвила:
— В этом лагере нет ни одной женщины, которая сказала бы ему «нет».
— Тогда я пойду ему на пользу. Ни один мужчина не должен получать все, что он желает.
Когда несколько женщин покачали головами в ответ на ее слова, она спросила:
— Что не так?
— Ты просто не такая, как мы ожидали, — призналась Сьюки.
— А чего вы ожидали?
— Кого-то, кто не будет справляться с работой и постоянно жаловаться.
— Почему?
— Из-за того, как ты выглядишь и говоришь.
Сэйбл оценила их прямоту. Она задалась вопросом, сколько людей смотрели на нее с такой же неприязнью. Ее раздражало ошибочное мнение, что светло-коричневая кожа и изысканная речь автоматически делали ее другой. Независимо от цвета кожи или происхождения, рабыня оставалась рабыней.
Конечно, были и такие, кто пользовался своим положением домашних рабов и помыкал теми, кто трудился в поле; на самом деле, она знала нескольких таких раздражающих людей на плантациях неподалеку от своего дома. Но домашние рабы бывали разных мастей. Среди них были те, чья кожа имела бледный оттенок, свидетельствующий о смешении рас, и другие, чьи лица отражали истинный цвет кожи их африканских предков. Опал, экономка дома Фонтейн, никогда не допускала никаких различий; никто ни над кем не властвовал. Если кто-то из ее подопечных и считал себя лучше, он знал, что нужно держать это при себе.
— Так ты действительно не собираешься с ним ужинать? — спросила Сьюки, все еще не веря своим ушам.
— Нет.
Они продолжили качать головами, прежде чем перевести разговор на другую тему.
К удивлению Сэйбл на следующее утро другие женщины начали обращаться к ней по имени, а не «Эй, ты!». Бриджит, которая казалась самой дружелюбной, называла ее Фонтейн.
Они показали ей, как обжаривать зеленые кофейные зерна, которые продавал лагерный продавец, поделились с ней некоторыми сплетнями и по большей части относились к ней как к одной из них. Перемена в их отношении заставила ее задуматься, не изменил ли вчерашний разговор их мнение о ней. Сэйбл всегда была прямолинейна, поэтому она обратилась к Дороти, самой старшей женщине.
— Потому что ты одна из нас, не лучше и не хуже. Не важничаешь, не жалуешься.
Сэйбл приняла это простое объяснение так же, как и их недавно предложенную дружбу.
Следующий день принес еще больше стирки и еще больше тяжелой работы. Он также принес встречу с потерявшимся ребенком.
Сэйбл заметила его, когда возвращалась из уборной. Он сидел на земле и выглядел таким печальным, что она остановилась, а затем огляделась, чтобы посмотреть, нет ли поблизости его родителей. Не увидев никого, она наклонилась и спросила:
— Как тебя зовут, малыш?
— Патрик.
На вид Патрику было не больше шести или семи лет.
— Где твоя мама, Патрик?
Он начал беззвучно плакать.
— У меня ее нет.
Она почувствовала, как сжалось ее сердце.
— А папа?
Он покачал головой.
Она огляделась в поисках кого-нибудь, кто мог бы помочь, и заметила, что несколько человек с любопытством смотрят на нее, но никто не подошел, чтобы выразить беспокойство. Сэйбл нужно было вернуться к своему чану, но она не захотела оставлять ребенка одного.
— Не хочешь ли пойти со мной и посмотреть, сможем ли мы найти кого-нибудь, кто смог бы тебе помочь?
Он кивнул и встал.
Сэйбл взяла его маленькую грязную ручку в свою. Пока они шли в прачечную, она узнала, что он приехал в лагерь несколько дней назад со своим дядей Бенджамином и группой пожилых мужчин и мальчиков, но они потеряли друг друга. Когда Сэйбл спросила его, узнает ли он своего дядю или кого-нибудь из его товарищей, если увидит их снова, Патрик заверил ее, что узнает.
Прачки были тронуты бедственным положением маленького Патрика. Когда они узнали, что он не помнит, когда ел в последний раз, миссис Риз накормила его, вымыла и нашла ему кое-какую одежду в своем тайнике с вещами. К полудню он выглядел как новый маленький мальчик, но, казалось, не приблизился к воссоединению со своим дядей. Сэйбл взяла на себя задачу найти его.
Миссис Риз разрешила Сэйбл поискать его, но предупредила, что в этом случае она потеряет половину дневной зарплаты. Сэйбл согласилась без возражений.
Сопровождаемая Патриком, Сэйбл двинулась через лагерь. Куда бы они ни пошли, она спрашивала, не знает ли кто Патрика или кого-нибудь, кто пытался бы найти ребенка, соответствующего его описанию, но никто не знал. Она нашла несколько многообещающих зацепок, но ни одна из них не привела к родственнику мальчика.
Когда стемнело, они все еще продолжали поиски. Сэйбл была в отчаянии, но не высказывала своих чувств вслух, чтобы ее юный подопечный не терял надежды. Кто-то рассказал ей о месте недалеко от центра лагеря, где люди, оказавшиеся в разлуке, могли оставить весточку своим родственникам. Женщина, сообщившая Сэйбл эту информацию, не была уверена, где именно находилось это место, но она слышала о его существовании от другой женщины.
Итак, Сэйбл и Патрик снова отправились в путь. В лагере было больше тысячи человек, и попытка воссоединить одного маленького мальчика с его родными оказалась сложнее, чем она себе представляла.
Условия в центральном лагере были гораздо более суровыми, чем в районе, прилегающем к прачечной. Сэйбл никогда не видела, чтобы в одном месте было так много людей. Она с трудом протискивалась сквозь толпу и не могла повернуться, не натолкнувшись на кого-нибудь. Она, должно быть, десятки раз извинялась, пока вела Патрика сквозь густую толпу. Она видела беглецов, у которых не было ничего, кроме тонкого одеяла, чтобы защититься от непогоды. На голой земле жались друг к другу семьи; люди выглядели нездоровыми и обездоленными. Она слышала об обществах помощи и миссионерах, которые приезжали на Юг, чтобы предложить помощь, но, похоже, перед ними стояла грандиозная задача. На каждого здорового и жизнерадостного человека, мимо которого она проходила, приходилось двое или трое, которые казались хрупкими и истощенными.
Наконец, после долгих поисков, она нашла место, которое искала. Люди в этой части лагеря называли его Деревом посланий. Написанные от руки заметки и письма были прикреплены к большому куску дерева, прибитому между двумя толстыми деревьями. Там было так много беглецов, которые хотели посмотреть на доску, что люди выстроились в очередь. Они с Патриком терпеливо ждали своей очереди.
К тому времени, когда они приблизились к началу очереди, уже совсем стемнело. Кто-то зажёг и расставил факелы. У высокого мускулистого мужчины, стоявшего впереди, в глазах стояли слезы, когда он отвернулся от доски, сжимая кулаки
