Чудно узорочье твое (СИ) - Татьяна Владимировна Луковская
Дядька с усам-щетками и жилистый загоготали и только рыженький смотрел сочувственно.
— Возьмите нас, хотя бы до Вологды, — решив, что момент удачный, попросил Колмаков. — Мы заплатим, все как полагается. Я и кочегаром могу.
— Кочегаром? Это хорошая мысль, — жилистый из положения лежа заинтересованно переместился в положение сидя.
— Тебе б все не работать, — неодобрительно нахмурился дядька с щетками. — Итак Пашка за тебя вчера почти всю смену отпахал.
— Пару раз лопатой махнул — уже всю смену, — проворчал жилистый, натягивая кепку на глаза. — У товарищей вон беда приключилась, я ж помочь.
— Без тебя разберемся. Не чистоплюй? — сурово кинул машинист Колмакову, разглядывая его беленую крестьянскую рубаху.
— Не замечено.
— Видишь там вон последний вагон, ну вон, теплушка?
Колмаков кивнул.
— Лошадей в Архангельск везли, да после не почистили, так смрадный и стоит. Вот отдраите, в нем и езжайте, денег не возьмем. До одиннадцати успеете?
— Успеем, — сразу согласился Колмаков. — Одежки никакой не будет, переодеться?
— Тебе найдем, барышне нет.
— Ей не нужно.
— У меня есть во что переодеться, — добавила Лида, показывая, что тоже готова трудиться и лошадиный навоз ее не смущает.
— Сестрица твоя, такая бойкая? — прищурил левый глаз кочегар.
— Жена, — сразу обрубил возможные приставания Колмаков.
— Ну так тем более, в теплушке вам ловчее будет, — хмыкнул жилистый и получил крепкую затрещину от машиниста.
— Степан Михалыч, — уже сам протянул машинист руку Колмакову.
— Николай, а это Лида.
— Это вот племяшка мой, Павел, — указал машинист на рыженького, — а эта дубина стоеросовая — Гришка.
Кочегар лишь растянул ухмылку.
Николай залез со Степаном Михалычем в будку машиниста и вышел оттуда облаченным в крепко грязную куртку и свисающие лохмотьями штаны. Свою одежду он вручил Лиде.
— Хромый-то справишься? Высоко скакать, — с сомнением в последний раз предупредил машинист.
— Справлюсь.
Гришка не без легкого злорадства сунул Николаю лопату. Можно было идти выполнять задание.
Теплушка показалась Лиде огромной. Посередине стояла железная печь, а справа и слева шли пустые стойла, с месивом из навоза и истоптанной копытами соломы.
— Отсюда выгребаете, туда вон в сторонку таскаете, — указал Михалыч на узкую мусорную яму в стороне от железнодорожного полотна. — Ну, и ежели чего, — он понизил голос, — вы сами сюда забрались, я про вас ни сном, ни духом, понятно?
— Мы документы можем предъявить, если у вас сомнение, — отозвался Николай.
— Работайте.
И машинист побрел назад вдоль вагонов. Николай и Лида остались одни.
— Я сейчас вон там, за кустами, переоденусь и прибегу солому таскать, — начала Лида искать в мешке подарок баб Даши — длиннополую поневу, как ни жалко было, но не в городской же одежде работать.
— Вот здесь в тенечке посидите, вещи поохраняйте, — категорично замахал рукой Колмаков.
— Да я могу, что здесь такого, — возмутилась Лида, — я буду солому таскать, а вы лопатой сгребайте. Быстрее же пойдет.
«И вовсе я не барышня, ни до чего не приспособленная. Я все могу, может, не так ловко, но могу же».
— Дайте мне хоть один подвиг Геракла самому совершить. Юбку жалко, она вам идет, — указал он на цветастый ситец.
— Я потом отстираю.
— Раз так хочется трудиться, походите вон там по лугу, насобирайте кипрея на чай. Тут печка есть.
— Но чайника же нет.
— Придумаем что-нибудь. Идите рвите.
Лида понимала, что это пустяковое задание, чтобы от нее отвязаться, но настаивать не стала, сам — так сам. Она спустилась с насыпи запасного пути и пошла к лугу, собирать цветочки, они приятно пахли медом и навевали дремоту. Издали Лида видела, как Колмаков прикатил откуда-то тачку, стараясь не опираться на больную ногу, залез в вагон и энергичными движениями принялся скидывать грязную солому. Наполнив тачку, скользнул вниз и покатил ношу к выгребной яме. И так раз за разом, без остановки, как заведенный механизм. Туда — сюда, туда — сюда.
Лиде неудобно было стоять, и она тоже рвала и рвала цветы, укладывая их большими охапками возле вещей. Вскоре там уже был маленький стог.
— Ну, я думаю, нам столько чая не выпить, — пошутил Колмаков, гремя мимо тачкой.
— Это на подстилку, вы же не на досках спать собираетесь.
— Разумно.
Ну, хоть раз похвалил. Солнце уже коснулось боком лесной дали, когда работа была выполнена. Выбрав место у печки, новые пассажиры застелили пол травой, горкой сложили принесенный Лидой кипрей на лежанку.
К вагону прибежал рыженький Паша, сильно смущаясь, вручил несколько поленьев «на обогрев» и кособокое ведро «ходить по надобности». Ведро Колмаков поставил в дальний угол.
— Через час трогаем, — предупредил помощник машиниста.
— Воды где здесь набрать? — спросил Колмаков.
— Так пойдемте, покажу. Там и помыться можно, если быстро.
— Лида, никуда не уходи. Я скоро.
И Николай ушел с Пашей в сторону станции.
Лида перетащила в вагон вещи, присела на край с пирожком в руках, свесив ноги вниз. Вот вроде бы все хорошо вышло и вечер умиротворяющий, а все ж держала за горло тревога. А вдруг он не успеет? Вот возьмет коварный паровоз и тронется, а Колмаков останется там, на станции, и придется уже Лиде за ним прыгать. Будет забавно.
Время потянулось медленно, Николай все не возвращался. Уже прошел мимо Пашка со связкой баранок на шее, купленной очевидно в вокзальном буфете, поздоровался с Лидой, словно видел ее сегодня впервые, забрал лопату, а Колмакова не было. Паровоз стоял под парами, еще чуть-чуть и сорвется с места. Что за заколдованное место, не дающее никуда уехать! Лида подтянула мешок ближе к краю, чтобы успеть спрыгнуть.
— Не испугались? — вывернувший откуда-то сбоку Николай плюхнул рядом с Лидой свою добычу — пузатый крепко закопченный чайник. — Осторожно, там вода.
Колмаков забрался в вагон, он был одет уже в свою одежду. Лида как гончая дернула ноздрями, учуяв тонкий запах алкоголя.
— Вы что, пили? — изумленно приподняла она брови. — Я тут от переживаний чуть с ума не сошла, а он пил⁈
Николай уселся рядом и задрал штанину, Лиде предстала огромная кровавая рана.
— Обработать пришлось, — укоризненно произнес он, — вам тоже не помешает. Я видел, вы на колени падали. Возьмите, — он протянул пузатую склянку.
— Мне не надо, — буркнула Лида.
— Ты что, боишься? — перешел Колмаков на «ты», иронично прищуривая глаза.
— Ничего я не боюсь, просто мне не нужно.
— Да как же не нужно, если ты по насыпи карабкалась, у тебя все колено было сбитое.
— Ты мои коленки, что ли, рассматривал⁈ — вспыхнула Лила, тоже от возмущения переходя на «ты».
— Если ты сама их мне показывала, мне что, глаза закрывать?
— Мог бы и закрыть.
