Ольга Крючкова - Дуэлянты
Наконец показалась усадьба, уже постепенно сгущались осенние сумерки… Антонина неожиданно почувствовала страх… Но взяла себя в руки и помчалась вперед.
* * *Лизавета сервировала поднос, дабы покормить Сергея Василевича. Она не входила к нему несколько часов кряду, думая, что он читает Гомера. Она аккуратно положила хлеб, нарезанный мелкими ломтиками, взяла поднос и направилась в барские покои.
Лизавета, как обычно, полным бедром толкнула дверь, та легко подалась.
– А вот и ужин… – она вошла в комнату барина, поставила поднос на стол. – Сергей Васильевич, ваше любимое блюдо, уж кухарка расстаралась…
Но барин молчал, Антонина пригляделась – с начало у нее возникло впечатление, что он спит.
– Барин, – она легонько коснулась его руки. – Чай вы так зачитались?
Книга лежала рядом с ним. Антонина взяла книгу, закрыла и положила на комод.
– Сергей Васильевич, не капризничайте. Надо покушать и выпить лекарство. – Но барин по-прежнему безмолвствовал. Лизавета заволновалась. – Барин, а барин…
Лизавета выбежала из комнаты и бросилась к дворецкому.
– Барин! Барин! – охваченная страхом, кричала она.
– Чего ты орешь? – возмутился дворецкий.
– Барин…
– Ну, я это уже слышал. И чего с ним?
– Помер он… – коротко ответила горничная.
– Как помер? Ты что несешь, окаянная?
– Так вот и помер, как все помирают…
* * *Антонина спешилась и направилась в дом. Дворецкий отворил ей дверь.
– Матушка-барыня, слава Богу вы прибыли-с! – взволнованно воскликнул дворецкий.
Антонина тотчас уловила беспокойные нотки в его голосе, да ее Лизавета, стоявшая чуть поодаль с печальным видом, дополняла удручающую картину, наводящую на мысль: что-то произошло за время ее отсутствия.
– Что случилось Поликарп? – спросила она у дворецкого.
– Вы только не извольте беспокоиться…
– Говори же! Что случилось? Лизавета! А ты что стоишь в дверях? У тебя что забот нет? – разгневалась барыня.
– Я… я, – пролепетала горничная. – Только что спустилась из покоев Сергея Василевича…
– И как он?
Лизавета насупилась… Дворецкий молчал…
– Вы что все в рот воды набрали? Я спрашиваю вас: как себя чувствует барин?
Лизавета промямлила:
– Я хотела покормить его, а он…он… не отвечает…
Антонина встрепенулась.
– Как не отвечает? А за доктором отправили? Говорите же!
– Никак нет-с, барыня, не успели… – растерянно признался Поликарп. – Лизавета только спустилась… и я…
– Что ты? – воскликнула Антонина, понимая, что случилось непоправимое, бросилась на второй этаж в комнату мужа. Горничная и дворецкий едва за ней поспевали.
Вбежав в комнату, Антонина увидела побледневшее лицо мужа, которое особенно выделялось в вечерних сумерках. Глаза были слегка приоткрыты, создавалось впечатление, что барин задремал.
Антонина поняла: Сергей умер.
– Как это случилось? – спросила она Лизавету, стараясь сохранять спокойствие.
– Я пришла покормить барина, а он уже…
– Ничего не понимаю, он же пошел на поправку! – негодовала Антонина. – Он что днем понервничал? Газеты читал, или кто за долгами присылал?
– Не знаю, барыня… Кажется, да – письмо было! – вспомнила Лизавета.
– Как же-с, конечно было, его человек привез из Матвеево-Орлово, – подтвердил дворецкий.
– Что за письмо? Где оно?
– Я его распечатала и барину отдала…
– Найди письмо, – приказала Антонина горничной.
– Ох, барыня, – сказала та и расплакалась, – боюсь я покойников… Можно мне уйти?
– Ступай… Сама найду. Ты Поликарп пошли завтра утром, пораньше, за доктором и священником, надобно свидетельство о смерти оформить. А теперь я хочу остаться одна.
– Слушаюсь, барыня.
Дворецкий вышел из комнаты. Антонина еще раз посмотрела на мужа и перекрестилась.
– Господи, прими душу грешного раба Сергея… Неужели он умер в тот момент, когда я и Станислав предавались любви? Это наказание свыше… – Антонина сделала неимоверное усилие, подошла к мужу и закрыла ему глаза. – Вот я – и вдова. Что же теперь? Я так хотела свободы и вот я ее получила…
Антонина увидела в руке мужа скомканный лист бумаги. Она разжала безжизненную руку Сергея.
– Так это письмо…. Что в нем? – она бегло пробежала глазами по письму и пришла в неописуемый ужас. – Боже мой! Кто это мог написать? Кто мог решиться на такую подлость? – ее трясло от гнева. – Письмо принес человек Станислава, но … Станислав не мог его написать, почерк другой… Кто же? – неожиданно Антонина догадалась: – Варфоломей!!! Только он мог это написать! Он шпионил за нами! Мерзавец! Ну, держись!
Антонина вынула из нижнего ящика комода свой любимый револьвер, проверила барабан – полный, все пули на месте.
– Что ж! Пристрелю, как бешеную собаку! – воскликнула она и ринулась прочь из комнаты, повинуясь эмоциям, но не здравому смыслу.
В гостиной разъяренная Антонина буквально налетела на Лизавету.
– Барыня…
– Поди прочь! – прикрикнула Антонина и бросилась в прихожую.
– Назар! Назар!!! – кричала она на весь двор.
Из конюшни показался слегка подвыпивший конюх.
– Чего изволите, барыня?
– Седлать Северина!
Назар заметил в руках женщины револьвер.
– Матерь божья! Барыня, куда это вы собрались на ночь глядя, да еще с револьвером? – не на шутку испугался конюх и вмиг протрезвел.
– Седлай коня! И меньше задавай вопросов! Иначе я сама!
Назар понял, что спорить с барыней бессмысленно…
– Ох, барыня, натворите вы дел – чует мое сердце, натворите…
– Поменьше рассуждай! – прикрикнула Антонина.
* * *Антонина летела через лес напрямки, не разбирая дороги. Северин, чувствуя гнев и возбуждение всадницы, раздувал ноздри, тяжело дыша. Антонина выехала из леса, уже изрядно стемнело, но это ее вовсе не смущало – гнев придавал ей силы и храбрости.
За поворотом дороги появилось Матвеево-Орлово; Северин, словно чувствуя состояние хозяйки, убыстрил бег. Ворота усадьбы были еще не затворены, и Антонина беспрепятственно въехала во двор. Прислуги видно не было. Она тотчас спешилась без посторонней помощи, достала из седельной сумки револьвер и быстро, если не сказать бегом, направилась к отдельно стоящему флигелю. По опыту Антонина знала, в подобных флигелях, обычно живут управляющие с семьей.
Она резко толкнула дверь, та оказалась не заперта. Войдя во флигель, Антонина, словно заправский вояка, взвела курок и была готова выстрелить в любую минуту.
Варфоломей в домашнем халате сидел в кресле и покуривал сигару. Его бурное воображение рисовало непристойные сцены:
– А какова! Не успел я письмишко отписать ее муженьку, как он стал рогоносцем! Ха-ха! А небось она, хороша в постели… Не отказался я бы оказаться на месте господина Матвеева…
