Алексей Пазухин - Самозванка (дореволюционная орфография)
– Ты думаешь? – тревожно спросила Настенька.
– Да… Очень ужъ страшно глядитъ она на меня…
– Сохрани Богъ сказать ей объ этомъ! – схвативъ за руку Вѣру, сказала Настенька. – He стала бы спрашивать, допытываться, такъ ты молчи…
– Конечно!… Я не знаю, что она сдѣлаетъ со мною, если узнаетъ!… А знаешь, когда я скажу всѣмъ, что я не мальчикъ, что я обманываю всѣхъ, что я дѣвушка?
– Когда?
– Когда я найду такого человѣка, который полюбитъ меня и который будетъ такой смѣлый, умный, сильный, что можетъ защитить меня. Тогда я скажу и не побоюсь мамы.
И Вѣра видѣла такого человѣка въ Салатинѣ…
Съ перваго раза увидала она это и съ перваго взгляда на него почувствовала къ нему неодолимое влеченіе.
Ее манили къ нему эти ясные глаза его, въ которыхъ свѣтились и умъ, и сила, и ласка, эта увѣренная рѣчь его: то задушевно ласковая, то добродушно насмѣшливая, то убѣдительная и твердая. Есть такіе люди, при взглядѣ на которыхъ вамъ хочется вѣрить имъ и любить ихъ, хотя вы не знаете еще, что это за человѣкъ, но въ то-же время убѣждены, что не ошибаетесь, что первое впечатлѣніе, произведенное имъ, такимъ человѣкомъ, есть то, что останется въ васъ навсегда.
Такимъ качествомъ обладаютъ люди только очень добрые, и доброта эта, какъ въ зеркалѣ, отражается въ ихъ глазахъ.
Вѣра душою, сердцемъ почувствовала, что Салатинъ будетъ ея другомъ и, не любя его еще, какъ женщина, полюбила, какъ человѣкъ. И ей хотѣлось кому-нибудь сказать объ этомъ, хотѣлось подѣлиться съ кѣмъ-нибудь той радостью, которая наполняла ее. Подѣлиться можно было лишь съ Настенькою, но не выслушала ее Настенька, мимо ушей пропустила задушевныя рѣчи Вѣры. He до того было „модной дѣвицѣ“, почувствовавшей въ рукахъ деньги, большія деньги…
Настенька на этотъ разъ очень поспѣшно оставила домъ Ярцевой и объяснила свой скорый отъѣздъ тѣмъ, что будто-бы поссорилась съ Васею; обидѣлъ онъ ее, капризничалъ…
Вѣра осталась одна.
– Читать буду!… – сказала она бабушкѣ, но не читала, а сѣла у своего любимаго окна, положила голову на руки и задумалась.
Въ послѣднее время дѣвушка часто сидѣла такимъ образомъ, и много-много думъ проносилось въ ея юной головкѣ…
XIII.
Въ такой же отдѣльной комнатѣ, въ нижнемъ этажѣ, сидѣла одна-одинешенька мать Вѣры.
Измѣнилась за послѣдніе дни Анна Игнатьевна, похудѣла, поблѣднѣла, морщинки глубже легли на ея красивомъ бѣломъ лбу, и тоже думы, но тяжелыя-тяжелыя гнѣздились въ ея головѣ…
Она пришла въ домъ матери искать не забвенія прошлому, не ласки и участія, не любви, а богатства. Съ обманомъ пришла и съ надеждою на скорую смерть этой матери, въ которой она давно уже потеряла мать, а видѣла лишь богачку, должную ей оставить крупное состояніе, должную дать ей независимость, положеніе, свободу… А мать такъ бодра еще, такъ еще здорова, что можетъ прожить много лѣтъ. Пріѣздъ „внука“ оживилъ ее, далъ ей новыя силы, и она жаждетъ еще жизни, чтобы увидать счастье этого „внука“…
Сколько, такимъ образомъ, ждетъ еще мукъ Анну Игнатьевну, сколько тревогъ!… Что испытываетъ она каждую минуту, думая, что вотъ-вотъ обнаружится обманъ, – и все пропало!… Вѣдь, тогда лично для Анны Игнатьевны все будетъ кончено. Ее вторично прогонятъ изъ этого дома, но уже навсегда. Дочку ея, быть можетъ, и пріютятъ, да что ей изъ того? He для дочки она задумала все это, а для себя; ей хочется жить, ей… Развѣ она жила до сихъ поръ?… Нѣтъ. Сперва нужда съ больнымъ мужемъ, вѣчная забота о кускѣ хлѣба, потомъ мимолетная связь съ отцомъ Вѣры, который безжалостно бросилъ ее и забылъ, насмѣявшись надъ нею и оставивъ ее на произволъ судьбы съ ребенкомъ… Долгіе годы новой нужды, заботы о кускѣ хлѣба, вѣчныя лишенія… А хотѣлось жить, наслаждаться…
И, должно быть, никогда не дождаться ей „настоящей“ жизни… Вотъ-вотъ обнаружится обманъ, откроется тайна!… Что-то очень ужъ дружна Вѣра съ этой хитрой Настенькою, у которой такіе хищническіе глаза… He открылась ли она ей?… Кое какіе намеки слышала Анна Игнатьевна, кой-какіе взгляды поймала… Что-то не ладно тутъ, да и Вѣра какая-то странная стала… А тутъ еще этотъ Салатинъ появился… Ловкій такой, умный, проницательный… Хочетъ онъ заняться съ Вѣрой, хочетъ образовать ее, будетъ къ себѣ возить и узнаетъ, конечно, тайну…
– Нѣтъ, это пытка! – съ тоскою воскликнула Анна Игнатьевна. – Такъ жить нельзя… Надо увезти куда-нибудь Вѣру, надо придумать что-нибудь, а то все пропадетъ и погибнетъ… Уйдетъ изъ рукъ счастье, a вѣдь, ужъ совсѣмъ близко оно…
Анна Игнатьевна дождалась поздней ночи, когда все спало въ домѣ крѣпкимъ сномъ и отправилась къ дочери наверхъ.
Надо было многое переговорить съ нею, надо было все выпытать отъ нея и дать инструкцію…
Вѣра спала, когда къ ней пришла мать.
Закинувъ руки за голову, лежала дѣвушка на своей кроваткѣ и спала крѣпкимъ, сладкимъ сномъ. Свѣтъ отъ лампады освѣщалъ личико дѣвушки, на которомъ играла улыбка.
Легкое одѣяло сбилось, открывъ часть груди, которая мѣрно и ровно подымалась.
„Скверная дѣвченка, какъ она неосторожна! – подумала Анна Игнатьевна, входя въ комнату. – Какъ я приказывала ей запирать за собою на ночь дверь!…“
Анна Игнатьевна подошла къ кровати, поглядѣла на дочь и разбудила ее легкимъ прикосновеніемъ.
Вѣра потянулась, открыла глаза и приподнялась на локтѣ.
– Ахъ, это ты, мама!… Что ты?… Развѣ ужъ пopa вставать?…
– Нѣтъ… Я пришла взглянуть – заперла ли ты дверь и убѣдилась, что для тебя приказанія мои ничего не значатъ: дверь не заперта…
– Прости, мама, я забыла сегодня… я…
– Нельзя этого забывать! – перебила мать. – Ты не ребенокъ, ты должна понимать…
Анна Игнатьевна сѣла на край кровати, поставивъ на ночной столикъ зажженную свѣчку.
– Я пришла поговорить съ тобою… Днемъ намъ почти нельзя, ты все съ Настенькою этой, дружба у васъ такая… Меня пугаетъ эта дружба…
– Почему, мама? – спросила Вѣра, боясь смотрѣть въ глаза матери.
– Потому, что она очень хитра, а ты глупа и неосторожна… Она можетъ вывѣдать отъ тебя тайну…
Вѣра потупилась и тревожно завертѣлась, точно камни подъ нею очутились вмѣсто мягкой пуховой постѣли. Это не ускользнуло отъ вниманія Анны Игнатьевны. Она испуганно взглянула на дочь, порывистымъ жестомъ взяла ее за руку и впилась въ нее глазами.
– Вѣра!…
– Что, мама?…
– Погляди мнѣ въ глаза… Прямо-прямо гляди на меня… Да не отвертывайся же, не потупляй глазъ!…
Вѣра употребила всѣ силы и остановила на матери взглядъ.
– Ты… ты не открыла Настенькѣ нашу тайну? – медленно, не спуская съ дочери испытующаго взгляда, спросила Анна Игнатьевна.
Вѣра слегка потянула изъ рукъ матери свою руку, опустила глаза, поблѣднѣла и едва слышно проговорила:
