Лиана Делиани - Мятеж Рогоносцев

Я поднялась и осторожно вошла. Не то, чтобы я испугалась дона Алонсо — я выросла с тремя братьями, да и по части дебошей, устраиваемых королем и его друзьями, у меня был большой опыт. При том состоянии, в каком дон Алонсо был в тот вечер, я даже не могла на него обижаться. Когда я вошла, дон Алонсо, отстранив девушку-сиделку, сам поил Фернандо. Я остановилась поодаль на безопасном расстоянии. Опустив голову сына на подушку, он обернулся. Он смотрел на меня, я на него. На шее у меня остались синяки от его пальцев. Потом он поднялся и отошел в сторону, освобождая мне место.

Фернандо протяжно, тонко застонал. Дон Алонсо вздрогнул, будто его ударили. Голова Фернандо несколько раз быстро приподнялась, и все питье, которое с таким трудом перед этим в него влили, оказалось на постели. Я успела лишь поддержать его голову, чтобы он не закашлялся. Дон Алонсо поднял Фернандо, и, взяв на руки, принялся ходить туда-сюда. Пока я перестилала постель, он носил его на руках, прижимая к себе и повторяя, словно заклинание от отчаяния:

— Ты не умрешь. Ты не можешь умереть, сынок.

Я взяла чашу с питьем. Дон Алонсо сел и усадил Фернандо к себе на колени.

— Держите ему голову чуть повыше, — я поднесла ложку к губам Фернандо.

Поить его было сложно, сам ребенок почти не глотал. У Фернандо был очень сильный жар. Все указывало на приближение кризиса, но ослабленное тело мальчика могло не осилить его.

Я боялась отойти от него на минуту, иногда он начинал задыхаться, жар был такой, что временами его били судороги. Я переворошила весь ларец с травами, запас там оставался небогатый и небольшой, но из того, что было, я сделала отвар, в надежде, что он поможет. Я специально отпила сама перед тем, как дать его выпить Фернандо, чтобы никто не подумал, что я хочу его отравить. Впрочем, это облегчило его мучения лишь на время. Больше трав, чтобы сделать настойку не осталось. Единственное, чего было в избытке и что еще могло помочь — вода с уксусом. Все время я обтирала его тело водой, и давала ему пить, как можно больше.

Вечером второго дня кризис миновал. Все еще очень горячий, Фернандо открыл глаза и впервые за много дней осмысленно посмотрел на меня. Я позвала:

— Дон Алонсо, скорее! Он пришел в себя.

Дон Алонсо подошел к постели. Веки Фернандо несколько раз тяжело мигнули, и он погрузился в сон. Но на сей раз я ясно увидела, что этот сон был сном выздоравливающего.

— Самое страшное позади. Теперь он будет поправляться.

Дон Алонсо согласно кивнул. Он смотрел на исхудавшее тельце сына тревожно и внимательно, как смотрят все родители, когда понимают, как хрупка юная жизнь, которую они породили, и как мало мы можем ее защитить. Со времени своего возвращения он оброс бородой, и эта борода сильно изменила лицо, сделав его старше и мягче.

Я подумала о Жанне. Бедная моя девочка. В заснеженной мельничьей башне, окруженной холодом и болезнью, как она там? С башни регулярно подавали сигналы, что все здоровы, но мне казалось, я не видела дочь целую вечность.

— Вы устали. Идите спать. Я сам побуду с Фернандо, — дон Алонсо подошел к столику, где я раскладывала посуду. Он взял меня за запястье в сером шерстяном рукаве, приподнял мою руку и поцеловал, сказав — Я благодарен вам за то, что вы выходили моего сына.

Он сказал это просто и искренне, так, что это не отменяло ничего, что было между нами, но позволяло и впредь пока быть союзниками против общего врага — болезни. И я почувствовала, что действительно очень устала.

За прошедшие трое суток я почти не сомкнула глаз. С тех пор, как в замок пришла болезнь, спать удавалось лишь урывками, и пару раз я уже ловила себя на том, что теряю границы сна и яви, засыпая на ходу или, наоборот, видя во сне то, что собиралась делать наяву. Я страшно хотела спать.

Через несколько дней старик-привратник умер. Донья Хуана и Хосефа могли стать следующими. Мэтр Джованни и я теперь почти все свое время проводили в нижней зале. Дон Алонсо оставался с Фернандо по ночам, а мы с мэтром Джованни и Бернардо по очереди дежурили у остальных. Днем к этому добавлялись хозяйственные заботы. Нужно было распределять провизию, готовить, следить за тем, чтоб у больных была чистая постель. После того, как слегла донья Хуана, эти заботы постепенно перешли ко мне. Не было слуг и господ, только больные и здоровые люди, и даже дон Алонсо днем, обойдя замок и убедившись, что все в порядке на здоровой половине, снег счищен, где нужно, дымоходы не завалило, и никто не устроил пожара от усталости, сменял кого-нибудь из нас у постели больных. Я чувствовала, что все мы, кто присматривал за больными, уже ослабли сами, засыпали на ходу, и мне показалось разумным сменить несколько человек, дать им отдохнуть, отправив на здоровую половину, а самим получить оттуда свежие силы. Мэтр Джованни сказал, это опасно, он считал, что за две прошедшие недели никто не заболел именно потому, что люди жили раздельно, и новые помощники, заразившись, в итоге могут пополнить ряды больных. Долго убеждать меня ему не пришлось.

Дни и ночи сливались в одни бесконечные снежные сумерки. У Хосефы прошел кризис, умерла Мария, девушка из прачек, Фернандо тоненьким голоском требовал от отца, чтобы тот рассказал ему историю. Фернандо почти ничего не весил, от мальчика осталась одна тень, даже приподняться на постели ему было трудно. Сейчас его нужно было хорошо кормить, а он не хотел есть, пока ему не расскажут какую-нибудь историю. Он ни за что не хотел оставаться один, и днем я постоянно оставляла с ним кого-нибудь, а если выпадала спокойная минутка, оставалась с ним сама. Когда он спросил про маму и про Жанну, я сказала, что сейчас им сюда нельзя, и они придут, когда он совсем поправиться. По вечерам дон Алонсо поднимал с ним возню и рассказывал о приключениях разных рыцарей. Урывками я слышала куски этих рассказов, они были разные, иногда смешные, иногда нелепые, иногда страшные, похожие не на обычные рыцарские сказания, а скорее на настоящую жизнь, с такими подробностями, о которых я раньше понятия не имела. Когда Фернандо рассказ особенно нравился или, наоборот, казался непонятным, он заставлял повторять его снова и снова, до бесконечности, и благодаря этому некоторые из них мне удалось прослушать целиком. В какой-то момент я поняла, что это были не просто рассказы, а история их рода, не парадная и не приукрашенная, передававшаяся в таком виде из поколения в поколение. Дон Алонсо обещал Фернандо, когда он выздоровеет, подарить ему настоящий меч и маленького пони, чтобы он мог учиться ратному делу, и Фернандо несколько дней нетерпеливо спрашивал, насколько он уже поправился. В конце концов, он сказал, что мы лечим его слишком медленно и надо бы побыстрее. Я сама была бы рада ускорить выздоровление, но, к сожалению, у меня не было ни магического жезла, ни волшебного питья, чтоб это сделать. Ночью Фернандо вел себя спокойнее, с ним был отец, но днем, когда его не было рядом, Фернандо часто капризничал, требовал что-нибудь такое, что было привычным в его обычной жизни, до болезни. Жанна могла бы отвлечь его, но, не смотря на то, что после Марии больше никто не умирал, и с каждым днем увеличивалось число выздоравливающих, я вздрагивала от одной мысли о том, чтобы вернуть ее в замок. К тому же, стояли сильные морозы, и снега навалило столько, что на крышах пришлось ставить подпорки, а на дворовых проходах факелы горели теперь и днем, и таявший от их тепла снег по специально проложенным желобам стекал в пропасть, заменявшую замку защитный ров.