Виктория Холт - Опрометчивость королевы
– Вы ищете ему оправдания, Пигги. Вы знаете, что я и сама хотела бы это сделать.
Она выглядела такой потерянной, такой измученной, что мисс Пигот не выдержала, подошла к ней и поцеловала.
– Дорогая Пиг, хорошо, что у меня осталась ты. Я должна быть благодарна судьбе за это.
– Я буду предана вам до смерти.
– Он тоже так говорил.
– Каждый толкует по-своему, так, как он это понимает.
– Как он это понимает? – горько сказала Мария. – Я знаю, что это значит. Слова… слова, за которыми ничего не стоит.
Она помолчала, и мисс Пигот больше не пыталась прервать затянувшееся молчание. Потом Мария начала говорить о церемонии в ее гостиной на Парк-стрит:
– Скажу только вам. Я обещала хранить это в тайне, и я сдержала свое слово. Я должна была предугадать, что последует после того, как Фокс в палате общин отрицал, будто принц женат. И принц позволил ему солгать.
– Вы покинули его тогда. Помните, как он был несчастен? Но ведь вы вернулись к нему потом.
– Он был моим мужем, что бы ни говорил мистер Фокс. Я помнила это.
– Если так, значит, он и сейчас остается вашим мужем. Вы не должны этого забывать.
– Он предпочел забыть, и я ему напоминать не собираюсь. Что толку? Но я не могу не вспоминать о тех счастливых днях. Я думаю, самыми счастливыми мы были тогда, когда были бедными. Бедными! По его представлениям. Помните, судебные исполнители приехали в Карлтон-хауз, и король не хотел помочь, а принц продал лошадей, закрыл государственные апартаменты в Карлтон-хаузе, и мы перебрались в Брайтон?
Мы решили экономить, постепенно отдать долги, затем сняли дворец в Кемпшире. Думаю, те дни в Кемпшире были самыми счастливыми в моей жизни, Пигги. Если бы он был обычным селянином, как мой первый и второй мужья, я думаю, мы могли бы быть счастливы. Я понимаю его, как никто другой. Я могла сделать его счастливым… но он так не думает.
– Ну, конечно, думает. Эта интрижка с Джерси пройдет, как все остальные, Мария. Он мальчик… испорченный мальчик, должна признаться, но любите его таким, каков он есть. Он вернется.
– Я вижу, до вас еще не дошли слухи.
– Слухи? Какие слухи?
– Он снова в долгах. Надо платить кредиторам. Король и мистер Пит обдумали все хорошенько и поставили ему условие.
– Чертовы условия! Они всегда ставят условия!
– На этот раз он должен жениться.
– Жениться? Как он может жениться? Ведь он уже женат!
– Государство это не признает.
– Тогда государство лжет. Разве вы и он не связаны узами брака священником?
– Да, но государство не признает наш брак… Вспомните дело герцога Сассекского. Он был обвенчан, однако государство через суд решило, что он не женат.
– Я знаю. Это гнусно.
– Но это факт. Я жена принца, только если он признает меня женой.
– Это чепуха.
– Я знаю, что перед лицом Бога и церкви я жена принца. Но он сам этого не признает. Вот почему он согласился жениться.
– Согласился жениться?! Это ложь.
– Я убеждала себя, но слухи упорны.
– Слухи всегда будут.
– Да, но у этих слухов есть основание. Я даже знаю имя будущей принцессы Уэльской.
– Что?
– Каролина Брунсвикская. Племянница короля.
– Ерунда все это, – заметила мисс Пигот. Но Мария покачала головой.
– Это правда, – сказала она. – И это конец. Теперь я его по-настоящему потеряла.
* * *В королевской ложе в Кью королеве завивали волосы и читали газеты. Она полагала, что будет опубликована уйма памфлетов и карикатур по поводу предполагаемой женитьбы принца, едва только о ней объявят. Пока что это, безусловно, секрет, но долго им не останется.
Она вздохнула. Ах, она надеялась, что ничего не случится, что могло бы расстроить короля… из-за этой его болезни приходилось соблюдать осторожность. Королева содрогнулась. Это была не обычная болезнь. Все эти месяцы, пока мозг его отказывался работать и она вдруг получила власть, ей было нелегко. Не то чтобы она не хотела власти, нет, конечно же, хотела. К ней перешла власть из-за состояния здоровья короля, в таких вот условиях она обрела долгожданную власть. Она стояла перед фактом, что король приводит ее в ужас. Каждый раз, когда он начинал бессвязно бормотать что-то, когда она видела эти набухшие вены у него на висках, она боялась, что он провалится в полное безумие, причем буйное безумие.
Славный маленький Кью, как она всегда называла этот небольшой дворец, навсегда лишился своей безмятежности. Она наслаждалась им с первого дня, когда поселилась тут в домике королевы, прямо на Стрэнд-он-Грин. Там же находился голландский домик, где жил принц Уэльский, пока ему не выделили апартаменты, сначала в Букингем-хаузе, а уже потом в Карлтон-хаузе, большие, просторные. Там, за мостом на Стрэнд-он-Грин обитали многие придворные. Конечно, Кью не сравнится с королевским двором, это даже не королевская резиденция. Наверное, поэтому они с королем так любили его.
Кью изменился, но в нем жили воспоминания. Она помнила, как привезли сюда короля из Виндзора, когда впервые узнали, что он сходит с ума. Иногда ночью она не могла уснуть, ей мешали монотонные звуки его голоса, раздававшегося без перерыва, назойливого до хрипоты. Она помнила, как король схватил принца Уэльского за шею и пытался задушить, а в глазах его светилась ненависть. Помнила времена, когда король обнимал младшую дочь Амелию, пока та не приходила в ужас, потому что думала, что он хочет ее задушить. А он ее любил! Она никогда не забудет его затравленный взгляд, когда отнимали у него его любимое дитя и пытались надеть на него смирительную рубашку.
Воспоминания о Кью! Король ходил по парку в сопровождении врачей, дирижировал воображаемой музыкой, пожимал руку дубу, думая, что это прусский император. Все это изменило облик славного маленького Кью.
А откуда можно знать, когда это все начнется снова, а если начнется, введут регентство, и принц сделает все, чтобы лишить ее власти.
Нет, она не позволит ему, потому что на ее стороне мистер Пит, мистер Пит был премьер-министром и не принимал во внимание принца Уэльского. Принц был союзником Фокса и вигов,[2] и этого было достаточно, чтобы Пит выступил против него.
«Мы разделим власть с мистером Питом», – думала королева Шарлотта. Она удивлялась, почему она стала так ненавидеть старшего сына, бывшего ее идолом в пору его детства и юности. Всех остальных своих детей она и вполовину так не любила, как первенца. А теперь она ненавидела его.
Слишком сильное чувство для матери, тем более для такой простой, непримечательной женщины. Ах, может, в этом все и дело, столько лет все считали ее простой и незначительной, и теперь, когда она получила шанс властвовать, то с невиданной силой ухватилась за него?
