Дебора Рэли - Бурная ночь
– Рана затянулась, но шишка еще осталась.
Он стремительно схватил ее руку за запястье, глаза его потемнели, они оба почувствовали, что между ними пробежала искра.
– Возможно, она в столь скверном состоянии, что вызовет у вас искушение поцеловать ее?
Порция сурово приказала себе отодвинуться. Его прикосновение к ее руке было настолько легким, что она без труда могла бы вырваться. Но, когда их взгляды встретились, у нее возникло ощущение, что его пальцы с таким же успехом могли оказаться стальными клещами.
Господи! Его прикосновение было легким, как перышко, но от него будто огненные языки объяли ее руку и все ее внезапно охваченное трепетом тело.
– Конечно, нет, – выдохнула она, и голос ее прозвучал хрипло.
Его палец коснулся жилки на ее запястье.
– Даже если я скажу вам, что она все еще дьявольски болит?
– Возможно, мне следует вызвать доктора.
– Я бы предпочел поцелуй.
Пламя продолжало распространяться по ее телу и коснулось самых потаенных его уголков. О да. Поцелуй. Простой и нежный поцелуй.
Именно этого она жаждала с той минуты, как вошла в комнату и увидела его лежащим в постели, похожего на падшего ангела.
Нет, неправда. Она хотела, она желала этого с той самой минуты, как проснулась, она все еще чувствовала на губах вкус его поцелуя.
– Мистер…
– Фредерик, – перебил он. – Никогда еще я не видел такой совершенной кожи. Она похожа на атлас цвета слоновой кости. Атлас, пахнущий розами.
Колени Порции ослабли, когда она попыталась вдохнуть воздух.
– Мне надо идти.
Он чуть потянул ее за запястье, заставив наклониться к себе и оказаться в искусительной и греховной близости от его губ.
– Я не задержу вас.
По спине Порции побежали сладкие мурашки возбуждения. Поцелуй, нашептывал ей голос дьявола-искусителя. Что такое всего один поцелуй, ведь его можно будет вспоминать потом долгими бесконечными ночами!
И прежде чем успел вмешаться трезвый голос рассудка и разрушить чары, Порция склонилась и коснулась губами его губ.
Фредерик издал придушенный звук, будто это стало для него полной неожиданностью. И тотчас же, прежде чем она успела выпрямиться, его руки охватили ее лицо, а губы принялись осыпать нежными, медленными, опьяняющими поцелуями.
Сладостный блаженный жар разлился по телу, когда, подчиняясь инстинкту, она раскрыла губы и позволила его языку изучать свой рот глубже и глубже. О… Господи!
Никогда она не чувствовала ничего подобного за все двадцать шесть лет своей жизни.
Ее руки задрожали, когда она против воли дотронулась до его обнаженной груди. И снова все ее тело омыло пламя, и, почти не сознавая, что делает, Порция провела рукой по его теплой коже, исследуя напряженные мускулы, сокращавшиеся под прикосновениями ее пальцев, оставлявших огненный след.
– Да, крошка, – стонал он, его губы нащупали чувствительное место у основания ее шеи, где билась жилка. – Пожалуйста, прикоснись ко мне. Дотронься до меня.
При звуке его прерывающегося голоса из горла Порции вырвался тихий стон. Ей хотелось дотронуться до него. Ей хотелось потереться о него, как кошке, и почувствовать на своей коже жар, исходящий от его тела.
Будто почувствовав ее удивительный отклик, Фредерик позволил своим изящным и умным пальцам скользнуть по изгибу ее шеи и проскользнуть за высокий ворот платья.
Порция почти перестала дышать, а колени подогнулись, когда эти пальцы, наконец, обхватили ее груди.
Благие небеса!
Она желала именно этого. Она жаждала этого. На один безумный момент она выгнула спину, чтобы быть ближе к нему, и соски под корсетом отвердели.
О… почувствовать, как исчезает преграда между ними! Почувствовать эти чудесные искусные руки на своей обнаженной коже.
Не требовалось слишком буйного воображения для того, чтобы понять, какие чувства мог внушать Фредерик Смит, чувства, отстоявшие на тысячи миль от всего, что она испытывала прежде.
Он не был неискушенным юнцом, жаждущим только одного – эгоистичного наслаждения. Не был он и достаточно пожившим, чтобы смотреть на нее, как на дочь, а не как на любовницу.
Нет, он мог быть терпеливым и нежным и был способен посвятить ее во все восхитительные тайны, о которых говорили шепотом другие женщины.
Наконец звук голосов, доносившийся из коридора, вырвал Порцию из чувственного забытья. Господи, она оставила дверь широко открытой. Любой, проходя мимо, мог увидеть ее за таким занятием, которое обычно для борделя, а не для приличной гостиницы.
Со вздохом она отпрянула от этих медлительных и томных ласк, прижимая руку к бурно бьющемуся сердцу.
Фредерик сел на кровати и протянул к ней руки:
– Порция…
– Нет, – ответила она шепотом. – Не знаю, почему я это сделала. Не могу… – Она покачала головой и ринулась к двери: – Это не повторится. Никогда не повторится.
Глава 5
Не повторится. Никогда не повторится.
Эти выстраданные слова Порции преследовали Фредерика, пока он заставлял себя мыться и одеваться для предстоящего свидания с отцом.
К черту все это! Он вовсе не хотел ее напугать. По правде говоря, он и не рассчитывал, и не надеялся, что сумеет улестить ее и выпросить поцелуй.
Но раз она соглашалась…
Он затрепетал при воспоминании о том, как ее руки гладили его грудь, будто пробуя на вкус, и прикосновения были нежными и осторожными. В тот момент он бы отдал все свое состояние за возможность затащить ее в постель, уложить рядом с собой, утолить кипение в крови и умерить жар тела.
Вместо этого она снова встала на дыбы, позволив ему страдать в одиночестве и не оставив надежды на скорое облегчение.
Будь все проклято! Порция способна свести с ума и отправить в Бедлам любого самого здравомыслящего мужчину. Только что она представала перед вами в качестве холодной и отчужденной дамы, похожей на генерала, с уверенностью и точностью командующего сражением, а в следующую минуту казалась нежной и уязвимой женщиной, отчаянно жаждущей прикосновения мужчины.
Вне всякого сомнения, если бы он обладал хоть капелькой здравого смысла, он бы бежал от нее со всей возможной скоростью. Потому что под внешностью удачливой и успешной хозяйки гостиницы, под ее холодностью и самообладанием он угадывал в Порции существо, старающееся понять, что значит быть женщиной.
Какой-то голосок нашептывал ему, что она нежная, страстная и настолько добросердечная, что это вызвало у него улыбку при мысли о том, скольких неудачников она собрала и пригрела под своим крылом.
Она была редкой и исключительной женщиной, готовой вести войну, достойную Наполеона, с каждым мужчиной, достаточно глупым, чтобы попытаться приблизиться к ней.
