Сьюзен Джонсон - Готовая на все
Возможно, в эту минуту в небесах происходил парад планет или какая-то добрая волшебница взмахнула своей палочкой. А может, они просто не смогли противиться властному притяжению. Только оба понимали, что случилось чудо. Непредсказуемое. Небывалое. Невероятное.
— Этот ребенок мой, — простонал он, исторгаясь бурным гейзером.
— Наш, — поправила она, приникнув к нему.
— Наш, — согласился он, отдавшись на волю эмоциям, сотрясавшим его тело. И она открылась навстречу потокам его семени, покоряясь тайнам, связавшим их, и впервые понимая значение слова «любовь».
Мгновение спустя они обессиленно растянулись в шезлонге, разгоряченные, повенчанные внезапно возникшей близостью душ.
— И что же нам теперь делать? — прошептал маркиз, как всегда чувствуя себя немного неловко после любовных игр.
— Если поможешь мне стащить это зеленое орудие пытки, неплохо бы охладиться в бассейне, — предложила София и услышала отчетливый вздох облегчения.
— Ты чертовски очаровательна, — пробормотал он с ослепительной улыбкой.
— А вашему обаянию, милорд, не в силах противиться ни одна женщина, — заверила София, стараясь вывести себя и его из коварной ловушки, куда их загнало слишком пылкое чувство. — Посмотрим, способны ли вы так же храбро сражаться в воде.
— Потом дадите мне знать, княгиня, — поддразнил он и, вскочив с шезлонга, подхватил ее и понес к воде.
Не успела София оглянуться, как оказалась обнаженной. Маркиз опустил ее в воду и сказал:
— Теперь узнаем, сумею ли я согреть тебя.
Он сумел.
И с большим искусством.
Только когда Григорий громко заколотил в дверь, они заметили, что солнце давно клонится к закату и в углах грота поселились темные тени.
— Хочешь остаться или поедем? — осведомился он, целуя лежавшую на поросшем мхом бережку женщину.
— Решай сам, — промурлыкала она, скованная чудесной летаргией.
— Десять минут! — прокричал Хью стражникам, но обоим не слишком хотелось покидать очаровательный грот, так что прошел почти час, прежде чем они появились в сгущавшихся сумерках.
Маркиз вынес принцессу, свернувшуюся в его объятиях, подобно спящему ребенку.
— Она устала, — лаконично объявил он, вызывающе оглядывая сгрудившихся всадников. — И мы не нуждаемся в чужом обществе. Кстати, Григорий, две сотни ярдов, не забыл?
На обратном пути теплая тьма окутала их прозрачным покрывалом, воздух нежным бархатом овевал лица, спокойствие ночи находилось в полной гармонии с довольством душ.
Он гортанно прошептал:
— Спасибо тебе…
София улыбнулась и едва слышно призналась:
— Ты даришь мне радость.
Почему-то он ощутил неподдельное счастье при этих словах и еще раз понял, насколько она дорога ему. И более того, любовь прокралась через границы, возведенные его эгоизмом и равнодушием. И озарила тьму.
— Ты веришь в судьбу? — тихо спросил он.
— Только в счастливую.
Ей не хотелось рисковать минутами блаженства. Пусть все остается, как сейчас. Хотя бы ненадолго.
— А в любовь?
София поколебалась, потому что до сегодняшнего дня представить не могла, что это такое, да и маркиза вряд ли можно назвать человеком, способным на открытое изъявление подобных чувств.
— Почему ты спрашиваешь?
— Какая осмотрительность! — улыбнулся он.
— При такой жизни, как моя, приходится быть осторожной.
— Тогда я скажу первым. Я люблю тебя, моя драгоценная София.
— Ты пьян, Кру? — шутливо поинтересовалась она. Ни в коем случае нельзя позволить любви вмешаться в их отношения!
— А если бы и так, что с того? Я люблю тебя пьяным или трезвым, во мраке ночи и в утреннем свете. Я люблю тебя! — твердил он отчаянно, словно хватаясь за соломинку. — И ты должна тоже полюбить меня.
— Не могу.
— Но ты уже любишь.
Он знал… интуитивно чувствовал, что они стали одним целым и она испытывает то же, что и он. Его пронизывающий взгляд впился в смятенную женщину.
— Любишь!
Только кваканье лягушек и песни цикад тревожили тишину ночи.
— Люблю, — прошептала она, не вытирая катившихся по щекам слез.
Эту ночь они провели вместе в спальне княгини и любили друг друга бесконечно, в самых разнообразных позах и положениях. Оба были без сил, но спать почему-то не могли, словно любовь вливала в их жилы бодрящее зелье. И они строили планы… вернее, Хью строил планы за обоих.
Наконец они задремали. София проснулась первой и долго лежала в ленивой истоме, впервые в жизни охваченная истинным счастьем, не отрывая глаз от лежащего рядом мужчины, который за эти долгие часы заставил ее поверить в то, что любовь существует. Хью дышал неслышно, как спящее дитя: грудь поднимается почти незаметно, длинные ресницы лежат опахалами на щеках, одеяло сползло с бронзового торса, рот — одновременно чувственный и нежный, совсем как его поцелуи.
«Эти руки сжимали меня, — подумала она. — Эти пальцы меня касались…»
Трепет возбуждения пробежал по ее телу при воспоминании о его изощренных ласках. Она жадно изучала его стройное тело и безупречные черты лица. А улыбка! Как она обожает его улыбку, словно обещающую безграничные радости!
Больше всего ей будет не хватать его улыбки.
Еще несколько минут она вглядывалась в него, стараясь навсегда запечатлеть в памяти и сердце облик возлюбленного, запомнить каждую деталь и мелочь, так, чтобы и через тысячу лет перед глазами всплыло его лицо.
Но часы в передней принялись громко бить, возвращая ее к действительности. Зная, что время на исходе, она отправилась на поиски Григория.
— Он хочет, чтобы я уехала с ним сегодня вечером или завтра, — сообщила София, садясь напротив капитана в буфетной.
— А вы?
— Если я сумею убедить его подождать два дня, ты успеешь телеграфировать Милошу и попросить его все устроить?
— Все будет расписано на полгода вперед, ваша светлость. Только ваши сомнения и угрызения совести помешали нашим планам.
— А моя мать? Ты можешь гарантировать ее безопасность?
— Разумеется, как много раз раньше. Катерина выведет ее через туннель и отправит в Венгрию. Ничего сложного.
— Мне следовало бы самой проводить ее.
— И стать жертвой безумия вашего мужа? Вы пойдете на такой риск? Я этого не позволю. — Он откинулся в кресле и на миг прикрыл глаза. — Простите. Невольно вырвалось.
Она судорожно скрутила концы шелкового пояса, пропустила сквозь пальцы, не в силах успокоиться.
— Мы и без того слишком легко распоряжаемся чужими жизнями.
— Ничего не поделаешь. Мои люди это понимают. И не только мои. Все давно это сознают. Предоставьте мне остальное. Проведите с маркизом две недели или, если хотите, месяц. К этому времени все разрешится и вы с триумфом вернетесь домой.
