Саманта Джеймс - Любовь под луной
К ее величайшему изумлению, Доминик Сент-Брайд, кажется, нисколько не обиделся. И не рассердился. Оливия от удивления приоткрыла рот. Она готова была поклясться, что на его лице не отразилось ничего, кроме легкого удивления.
– Это правда? – послышался еще чей-то голос. – Вы и есть «цыган»?
– Да, это так.
К удивлению Оливии... и, надо сказать, разочарованию... он, судя по всему, не собирался уезжать. Вместо этого он спешился и направился к ним, держа поводья в обтянутой перчаткой руке.
– Но одет-то он вовсе не как цыган, – последовало замечание Люсинды, которая, расхрабрившись, вынырнула из-за спины старшей сестры. Сказано это было достаточно громко, и, заметив, что все ее слышат, девочка смущенно вспыхнула.
– Это потому, что он всего лишь наполовину цыган, – важно заявила старшая, Джейн, погрозив сестренке кулаком. – У старого графа, его отца, не было других сыновей, потому что цыганка наложила на него проклятие. Поэтому он взял этого из цыганского табора, чтобы сделать из него своего наследника и... джентльмена.
Оливия от волнения едва могла дышать. Разумеется, ей уже не раз приходилось слышать подобные сплетни, но сейчас впервые стало интересно, что он на это ответит. Будет ли все отрицать? Или признает, что это правда?
– Ты прав, малыш. Мой... отец, – выговорил он с некоторым трудом, будто само слово «отец» было ему ненавистно, – и в самом деле забрал меня у цыган. – Голос Доминика звучал тускло, почти безжизненно. – А одеваюсь я так потому, что в Лондоне едва ли поняли, если бы граф Рэвенвуд вдруг появился в свете, одетый как цыган!
– Тогда кто вы такой на самом деле? Граф? Или все-таки цыган?
– И то и другое, серединка на половинку! И граф, и цыган! – громко заявил кто-то из ребятишек.
– А сколько вам было лет, когда отец забрал вас из табора? – Любопытство Томаса, по-видимому, не знало границ.
– Двенадцать, – вежливо ответил Доминик.
– Ух ты! – присвистнул Томас. Почти столько же, сколько мне!
– Не ври, Томас Шелтон, – возмутилась Джейн. – Тебе сравняется двенадцать только осенью!
Томас украдкой показал ей язык. Оливия сердито погрозила им пальцем.
– А почему цыгане вечно кочуют с места на место? – Любопытный Томас, должно быть, решив увести разговор в сторону от опасной темы, снова пустился в расспросы.
– Так им никому не нужно подчиняться. Они свободны, как ветер, едины с миром и природой, вольны идти, куда хотят, и жить, где хотят. А потом есть такая пословица: «Одному Богу известно, что сулит нам завтра». Вот они и не задумываются о том, что сулит им будущее, делают что хотят и когда хотят.
– А мой папа говорит, что они бродят потому, что их отовсюду гонят. – Склонив голову набок, Томас выжидательно уставился на Доминика.
Легкая тень скользнула по его лицу... скользнула и пропала так быстро, что никто, кроме Оливии, этого не заметил. В конце концов она решила, что ей показалось.
– Так думают многие, не только твой отец. Но они ошибаются, – сказал он, наконец. – Они кочуют потому, что просто не могут по-другому. Так было всегда, поверь мне. Это их жизнь...
– У них и домов-то нет. – Расхрабрившись, Люсинда вынырнула из-за спины сестры и уселась рядом с Джейн. – Они живут в повозках, а ночуют в шатрах.
– Цыгане называют их vardo, – поправил ее Доминик, – а у тех, кто победнее, вместо крыши лишь небо над головой.
– А что же они делают, когда идет дождь? – удивился кто-то.
– Мокнут, – просто ответил он.
Ребятишки дружно расхохотались. Доминик опустился на одно колено, чтобы было удобнее разговаривать. Только увидев его так близко от себя, Оливия смогла заметить искорки смеха в этих невероятно синих глазах.
– Они говорят на каком-то чудном языке, – вступил в разговор еще один мальчик.
– Он просто кажется вам чудным, потому что вы его не знаете. Они говорят между собой по-цыгански.
– А мой папа говорит, что все они язычники!
– Они верят в Господа Бога, как ты и твой отец, – покачал головой Доминик. – Просто у них своя жизнь, вот и все.
Оливия уже извелась. Сыпавшиеся со всех сторон вопросы порой были откровенными до грубости. Но к ее удивлению, Доминик Сент-Брайд терпеливо и доброжелательно удовлетворял любопытство ребят.
– А мой папа говорил, что жил раз в городе, где на улицах висели знаки «Никаких цыган», а цыгане все равно приехали.
– Это просто потому, что они не умеют читать.
– Я тоже не умею читать, – тоненьким голоском пропищал Колин, решившийся наконец включиться в разговор.
– Ну, этой беде можно помочь. Под руководством мисс Шервуд ты научишься, и очень скоро. – Доминик ласково опустил руку на рыжую, как апельсин, голову малыша. Совершенно неожиданный жест, который Оливия нашла необыкновенно трогательным. Впрочем, напомнила она себе, он ведь цыган...
Цыган...
Именно цыган убил ее отца.
Тут он поднял голову и поймал ее взгляд. Как ни силилась Оливия отвести глаза, ей это не удавалось. Она вдруг почувствовала себя неуютно... Ей казалось, он читает ее мысли. Что за чушь, рассердилась она, это просто невозможно!
– Ладно, дети, на сегодня достаточно, – проговорила она, сумев кое-как взять себя в руки и намеренно избегая его взгляда. – Постарайтесь хорошенько запомнить, что я вам сегодня объясняла, и не ленитесь. Пробуйте читать, как только у вас появится возможность. – Кивнув, она разрешила разойтись, и ребятишки, как стая воробьев, разлетелись во все стороны. Оливия поднялась с земли и тщательно оправила юбку.
Рядом оставался только Колин. Подбежав к Доминику, он что-то умоляюще шептал ему на ухо. Выслушав малыша, тот добродушно кивнул и, подхватив паренька под мышки, осторожно усадил его на своего огромного вороного жеребца. А потом, взяв коня под уздцы, медленно повел его вдоль площади.
Колин захлебывался от восторга. Лицо его озарила лучезарная улыбка. Спустя немного времени Доминик бережно вытащил его из седла и так же осторожно поставил на землю.
– Ну вот и все, малыш, – ласково сказал он. – А теперь беги домой, к маме.
Колин во всю прыть припустил к дому. Оливия едва удержалась от смеха: она нисколько не сомневалась, что отныне Колин будет с утра до вечера петь «цыгану» бесчисленные дифирамбы. Господи, она почти что видела разинутый от изумления рот его матери.
Дождавшись, пока они останутся одни, Доминик наконец повернулся к ней.
Повисло неловкое молчание... впрочем, возможно, таким оно казалось лишь Оливии. По ее глубокому убеждению, Доминик Сент-Брайд ничуть не выглядел смущенным.
– – Это было... так мило с вашей стороны, – выдавила она с трудом. – Я хочу сказать... позволить Колину проехаться на лошади.
– Мило? – В голосе Доминика явственно слышалась насмешка. Он иронически вздернул вверх черную бровь. – Странно... это как-то даже не приходило мне в голову, мисс Шервуд.
