Барбара Картленд - Неподдельная любовь
— Ну не могу же я не предложить тебе мое гостеприимство, — возразил граф. — Но если тебе хочется жить в роскоши и при этом не уезжать из Амстердама, тебя, конечно, охотно примут в Королевском дворце.
Граф имел в виду тот самый официальный дворец, расположенный на площади Дам в центре города, вокруг которого вращалась вся жизнь.
Этот дворец первоначально строился как городская ратуша, и у него был вид типичной ратуши.
Маркиз находил Королевский дворец слишком большим и помпезным и не имел ни малейшего желания стать его гостем. С его точки зрения, королевская семья проявила свой хороший вкус в том, что всячески избегала Королевского дворца, предпочитая ему свой очень милый и уютный дворец в Гааге.
— Ну хорошо, хорошо, — говорил тем временем граф, правильно истолковав отразившееся на лице маркиза отвращение, — можешь остановиться у меня. Но если тебе будет у меня неудобно, я отказываюсь считать себя виноватым!
— Ты что-то скромничаешь, — заметил маркиз. — Я уже бывал в твоем доме. Такое холостяцкое жилище — это именно то, что мне сейчас нужно!
Граф посмотрел на него с веселым любопытством.
— Я так и знал, дело в женщине! Cherchez la femme!
— Даже в двух! — с горечью ответил маркиз. — Но у меня нет желания говорить на эту тему.
— От чего мое любопытство стало только острее, — парировал граф. — Твоя беда в том, Кэрью, что ты слишком красив, слишком богат и тебе всегда и во всем сопутствует удача. Должна же где-то быть загвоздка! Если какая-то женщина задела тебя за живое, то, не сомневаюсь, это полезно для твоей души!
— Оставь мою душу в покое, — урезонил его маркиз. — Давай лучше поговорим о картинах. Мне надо увезти с собой несколько полотен, и если они не окажутся превосходными, то я больше не буду называть тебя своим другом!
Граф Рей даль только засмеялся.
Когда маркиз позавтракал, друзья прошли по тенистому берегу канала к изумительному дому, принадлежавшему графу.
Обстановка внутри была подобрана не столько из соображений красоты, сколько ради комфорта. Но в то же время на стенах висели такие картины, от которых не отказался бы и сам маркиз с его тонким художественным вкусом.
Кроме того, здесь, как и в большинстве домов, построенных вдоль Херенграхт-канал, была изящная дугообразная лестница с расписанным потолком.
Во многих комнатах потолки радовали глаз чудесными фресками и лепниной, а в некоторых стены были обшиты великолепными панелями.
Маркиз считал, что нигде в мире нет уголка, где бы такое большое количество красивых старинных зданий находилось в таком живописном окружении.
В доме графа, как и в большинстве старинных зданий, с конька крыши свисал громадный крюк. Это странное сооружение сохранилось с тех времен, когда бесценный груз — пряности — поднимали на самый верх дома, а семья торговца, жившая на нижних этажах, служила товару надежной охраной.
Друзья с удовольствием выпили по рюмке отличного вина, а потом карета графа доставила их в деловой центр города.
Когда они ехали по оживленным улицам, граф сказал:
— Боюсь, Кэрью, тебе не удастся сохранить свой приезд в тайне. И как бы ты ни протестовал, тебе придется нанести визит Ее Величеству. В конце концов, она ведь очень любила твоего отца и гостила у вас в Кейне.
— Конечно, я это сделаю! — заверил его маркиз. — Более того, я буду очень рад снова увидеть королеву Вильгельмину. Но все-таки ты должен поставить ее в известность, что я приехал по делам и потому должен жить не в Гааге, а в Амстердаме.
— Сделаю что смогу, — пообещал граф. — И постараюсь раздобыть тебе очаровательных и привлекательных женщин; возможно, ты найдешь их более интересными, нежели все, что можно увидеть на живописных полотнах.
Маркиз вознамерился было ответить, что сейчас ему меньше всего хочется знакомиться с какими бы ни было женщинами и что все они ему глубоко отвратительны.
Но он сдержался, ибо столь энергичные протесты слишком явственно обнаружили бы его чувства, а он не желал их выказывать даже перед таким давним и хорошим другом, как Ганс.
У маркиза было правило никогда и никому не рассказывать о своих любовных связях, и он презирал мужчин, которые хвастались своими похождениями.
И на этот раз он дал себе клятву: какими бы очаровательными ни были знакомые Ганса, он не станет интересоваться ни одной из них. Он получил такой урок, какого ему хватит на многие годы — если вообще не на всю жизнь!
А в Гааге Лила терзалась сомнениями. Совесть говорила ей, что обман недопустим при любых обстоятельствах, но в то же время слова мистера Нийстеда будоражили ее.
Ей никак не удавалось найти веские доводы, с помощью которых она смогла бы отвергнуть его предложение. Ведь было совершенно ясно, что оно неприемлемо!
Уходя из музея на ленч в дом баронессы, Лила тем не менее пообещала обдумать его предложение и дать свой ответ на следующее утро.
По дороге домой няня спросила ее:
— О чем с вами говорил этот незнакомый джентльмен, мисс Лила?
— Он был другом барона, — ответила девушка.
Больше она ничего не сказала, и какое-то время они шли в полном молчании, пока няня вновь не обратилась к ней:
— Что-то он был очень разговорчив! Вам надо быть осторожнее и не разговаривать с незнакомыми джентльменами, которых вам не представили как положено!
— Он знает, что тетя Эдит очень больна, — объяснила Лила. — Боюсь, ей гораздо хуже, чем я думала.
— Так мне говорят слуги, — подтвердила няня. — Не удивлюсь, если она скоро умрет — раньше, чем кто-нибудь успеет что-то сделать, дабы ей помочь!
Оставшись одна в своей спальне, Лила попросила маму подсказать ей, что надо делать.
— Нехорошо и… даже грешно… идти… на такой обман! — в отчаянии сказала она. — А если кто-то узнает… что я намеренно обманула англичанина, меня могут… посадить в тюрьму!
Она закрыла лицо руками и прошептала:
— Помоги мне, мама! Подскажи… что надо делать! Должна ли я… пытаться спасти тетю Эдит… сделать то, что… заведомо… очень дурно?
В ту ночь она почти не спала, беспокойно ворочаясь в постели до самого рассвета. Потом поднялась наверх, в мастерскую барона, и взяла там еще один холст того же размера, что и первый, на котором уже начала копию.
Няня полюбопытствовала, зачем ей понадобился второй холст, но Лила ответила уклончиво.
Когда они пришли в «Маурицхейс», няня заняла уже привычное место у окна и принялась за кружево.
Лила прислонила начатый портрет к стене, установила на мольберте новый холст и снова начала рисовать головку девушки, как сделала это в первый раз.
Она провела у мольберта полчаса, когда в зал вошел мистер Нийстед.
