Ханна Хауэлл - Любовь-волшебница
— Никогда, — ответил он, пораженный открытием.
— Конечно! Чтобы проклятие исправно передавалось из поколения в поколение, должен быть только один наследник. У каждой женщины из рода Голтов была единственная дочь. Или, как видно на примере моей матери и тети, могла родиться или дочь, или две дочери-близняшки. Так проклятие передавалось и в нашем роду тоже. Если бы был брат, а первенец Маккорди бы был убит до того, как даст жизнь наследнику, проклятие просто прервалось бы само собой. Угрозу представлял даже незаконнорожденный сын. Может, даже младенец-девочка.
— Бывает, что дети умирают, — сказал он, подходя к Софи. — Многие. Слишком многие.
— Когда Рона прокляла вашего предка, она изменила судьбу семьи Маккорди, а заодно женщин своего рода, своих потомков. Проклятие ложилось на первенца, законного наследника. До появления наследника отец не мог умереть, иначе нить судьбы прервалась бы. Может быть, если бы женщина рода Голтов умерла молодой, другая девочка заняла бы ее место, чтобы свершилось проклятие. Но кажется, такого не случалось.
— Вы говорите о проклятии, словно о живом существе.
Софи пожала плечами:
— По прошествии стольких лет оно в каком-то смысле действительно живое, поскольку живучее. Это наша судьба, наш рок, а от таких вещей не избавиться, если я не отыщу ключ, чтобы отомкнуть темницу, в которой оказались наши жизни.
Протянув руку, Алпин медленно погладил ее волосы, пропуская мягкие пряди сквозь пальцы. Закрыв глаза, слушал, как ускоряется течение крови в ее жилах, чувствуя, как возвращается запах желания, становясь сильнее и сильнее. Она сказала, что ребенка в их союзе быть не может, устраняя тем самым последний довод, который еще мог сдержать в узде его страсть. Теперь он мог ее взять. Теперь он должен был ее взять. Алпин сгреб в охапку подол сорочки и сорвал ее с Софи.
Все произошло так быстро, что Софи не успела закрыться руками, прежде чем он подхватил ее и понес к постели. Опустив ее на постель, сорвал полотенце со своих бедер, пожирая ненасытными глазами ее тело, отчего она вдруг почувствовала, что прекрасна, как никогда. Минуту или две он стоял, глядя на Софи, и у нее была возможность рассмотреть стоящего перед ней мужчину: Зрелище еще сильнее распалило ее. Ровная кожа и гладкие налитые мускулы. Воплощенная мужественность. Пристально глядя на его возбужденную плоть, она почувствовала укол девического стыда и безжалостно подавила его.
Она была поражена, когда он накрыл ее сверху своим могучим торсом. Соприкосновение с его телом, так чудесно вписавшимся в ее мягкие округлости, заставило ее дрожать от желания. Его губы коснулись ее там, где на шее билась жилка, но ей не было страшно даже потом, когда она почувствовала легкое касание зубов. У нее перехватило дыхание, потому что желание отдаться этому мужчине стало просто нестерпимым. Ее ладони гладили его спину. Она наслаждалась гладкостью этой теплой кожи, удивляясь силе своего желания. Может быть, виной тому были те жаркие сны, которые ее так мучили ночами.
Потом Софи нахмурилась и слегка напряглась. Она совсем забыла закрыться от воспоминаний и чувств, что таились в этой постели. Ни к чему, чтобы былые страсти, которые Алпину довелось здесь испытать, вмешивались в то, что происходило между ними сейчас. Она попыталась отстраниться от прошлого, но с удивлением поняла, что в этом нет нужды. Она чувствовала только присутствие Алпина и его страсть к ней.
— Алпин? — позвала она.
У него были прекрасной формы кисти, и он обнял ее лицо, а потом начал покрывать щеки жаркими, нежными поцелуями.
— Алпин, вы уже делали это раньше, правда?
Он улыбнулся и поцеловал уголки ее чудесных глаз.
— Я старался противиться плотским желаниям, потому что боялся зачать ребенка. Несколько раз я давал слабину. Тогда я уходил к женщине или вел ее куда-нибудь. Мне очень не хотелось, чтобы моя постель сохраняла запах соитий, потому что он был бы для меня пыткой. Мог бы ослабить мою решимость не уступать естественному желанию мужчины.
Он вспомнил, где однажды спал с Анной, и внутренне поморщился. Затем принялся дразнить легкими поцелуями соски Софи.
— Однажды это было в постели, где теперь спите вы.
Собственное признание удивило Алпина. Зачем он это сказал?
— Ну, там побывали не только вы. Кажется, эта постель многое повидала. — Софи приоткрыла рот, ожидая жадного, страстного поцелуя. — Вот почему в ней теперь спит Нелла, а я сплю на ее соломенном тюфяке. В постели мне было как-то… беспокойно. — Она обвила его шею руками, запустила пальцы в густую гриву его волос и попыталась приблизить его губы к своим. — Не придется ли нам тоже куда-нибудь уйти?
— Нет. — Он накрыл ладонями маленькие, совершенной формы груди, вслушиваясь в ее восхищенные вздохи. — Я хочу сохранить ваш запах в моей постели. Пусть запах нашей любви пропитает ее всю, чтобы хватило на долгие годы. Когда я останусь один, я буду дышать им и вспоминать.
Софи была рада, что он ее поцеловал, не только потому, что того требовало страстное желание. Ведь она чуть не спросила его, куда он собирается привести жену. Но потом она забыла и про его скорую свадьбу, и про неопределенное будущее, и про мрачное прошлое. Остался только Алпин, его запах, его чувства, касания рук и губ и страсть, которую он разжег. Возможно, он немного сдерживал свой пыл; но она этого делать не собиралась.
Когда наконец их тела соединились, она едва заметила мгновенную, резкую боль, означающую потерю девственности. Она купалась в радости и наслаждении и не сразу заметила, что он лежит неподвижно. Софи взглянула в лицо распростертому над ней мужчине и подумала, что никогда не видела у него такого хищного выражения, которое показалось ей и прекрасным, и возбуждающим.
— Больно? — начал он.
Говорить было трудно. Он чувствовал только ее жар, ее аромат, соединение их тел и ослепительные вспышки собственной страсти.
— Уже нет. — Она провела руками по его спине и погладила упругие ягодицы. Восторженно ахнула, когда он рывком вошел в нее глубже. — О Боже, как хорошо. — Она обвила его ногами. — Еще, умоляю.
Застонав, он поцеловал ее, начиная движения. Софи вся открылась навстречу наслаждению, которое он ей дарил. Вскоре никто не смог бы определить, чья страсть была менее яростной. Потом ее мир разлетелся вдребезги, и она унеслась на вершины такого блаженства, что потеряла ощущение реальности. Едва она начала приходить в себя, как Алпин ринулся на нее, со стоном отдаваясь собственному наслаждению. Софи чувствовала, как изливается в нее семя, и, к своему восторгу и удивлению, взлетела на новую вершину ослепляющего желания. Когда он рухнул, опустошенный, она крепко обвила его руками, чувствуя, как рассудок мало-помалу возвращается к ней.
