Сильвия Торп - Похищенная невеста
Внезапно затянутое темными тучами небо рассекла молния, громыхнул гром, и несколько крупных капель дождя упали на землю.
Доминик взялся рукой за чугунную дверцу и, надавив плечом на калитку, открыл ее.
— Здесь мы и переждем грозу, — сказал он.
— Нет! — в ужасе воскликнула Верити. — Давайте пойдем дальше.
— Через лес в грозу? Это же опасно.
Девушка в отчаянии посмотрела по сторонам. Фейн взял ее за руку и ввел в заросший высокой травой сад. Тропинка кончилась, но Фейн, обходя кусты и пригибаясь под ветвями деревьев, уверенно зашагал к дому. Остановился он, только подойдя к старому крыльцу.
— Подождите меня здесь, — приказал Фейн и, прежде чем Верити успела ответить, исчез в кустах.
Девушка устало опустилась на каменную скамью. Она хотела бежать, но настолько устала, что ноги ее не слушались.
Под сильным порывом ветра закачались деревья, и следом прогрохотал гром. Верити приложила ладонь ко лбу. «Бежать? — подумала она. — Но от чего? От этого заброшенного дома или от так внезапно ставшего мне совсем чужим Доминика?»
Сколько она сидела одна, девушка не знала. Наконец, до нее донесся недовольный скрежет заржавевших болтов, тяжелая входная дверь дома со скрипом отворилась, в проеме появился Фейн. В руке он держал зажженную свечу.
— Входите, — сказал Доминик и протянул руку.
Верити с трудом встала и поднялась по ступенькам. Доминик взял девушку за руку и ввел в дом.
Она очутилась в большом, облицованном камнем пустом холле. Никакой мебели в нем не было. Фейн распахнул боковую дверь, вошел в нее и, окинув взглядом комнату, в которой не был более десяти лет, поставил свечу на стол. Затем он усадил Верити на деревянную скамью с высокой спинкой, стоявшую у камина, и еще раз оглядел комнату.
Никого здесь без него не было. Это он понял сразу, едва переступил порог дома: на полу лежал толстый слой пыли с четкими следами мышиных и крысиных лапок. Фейна это не удивляло. Другого он и не ожидал, поскольку на расстоянии пяти миль вокруг никто не решался войти в это проклятое богом жилище.
Дождь усилился, и гром гремел уже над самой крышей. «Странно, что именно сегодня разразилась гроза, — подумал Доминик. — Точно такая же гроза была и в тот день, когда в этих стенах бушевали страсти, когда я, покинув этот дом, отправился в дальнюю дорогу. И вот теперь дорога вновь привела меня в отчий дом — дом, в котором я, снедаемый жаждой отмщения, не был четырнадцать лет».
Фейн посмотрел на спавшую на пыльной скамейке девушку. «Невеста Темплкомба! — с горечью подумал он. — Жаль ее, но меня уже ничто не остановит. Я вызову на дуэль ее жениха и заколю подлеца».
И тут он вспомнил, как в саду за деревенской гостиницей Верити, гордо подняв голову, сказала ему: «Мистер Фейн, я плачу по своим долгам!» «Да, она сполна оплатила свой долг, — подумал Доминик. — А чем я смогу отплатить ей за то, что она для меня сделала? Спасти от человека в черной маске?»
Он отвел от Верити глаза и, вцепившись обеими руками в край стола, уставился на пламя свечи. Затем, взяв ее со стола, Доминик вышел в холл. Подойдя к огромному камину, он вытащил из стены кирпич и достал из тайника ключ. Прошел мимо лестницы, приблизился к двери другой комнаты и вставил ключ в ее замок. Замок заржавел, и ключ в нем никак не проворачивался. Тогда Доминик поставил свечу на пол и двумя руками с трудом повернул его. Подняв с пола свечу, он распрямился и замер. Распахнуть дверь этой комнаты и войти в нее он не решался — слишком много тяжелых воспоминаний было связано у него с ней, слишком много привидений из прошлого ждало его там.
Фейн уже поворачивался, чтобы уйти, но потом резко развернулся, распахнул дверь и, набрав полные легкие воздуха, решительным шагом вошел в нее.
Глава 7
Долг бесчестия
Гроза, собиравшаяся весь день, к вечеру стала обретать реальные формы. Черные тучи уже висели над холмами. Из окна таверны Доминик Фейн смотрел на них с мрачностью грозового облака. Погода в точности соответствовала его плохому настроению. Причиной тому была Харриет. Доминику хотелось вцепиться в белую шею мачехи и придушить ее.
Восемнадцатилетний Доминик Фейн был влюблен в Элис Барлоу, подругу детства, хорошенькую пухленькую девушку с белыми кудряшками, с самыми синими во всем Вест-Кантри глазами и очаровательнейшей улыбкой. Это он заявил ей вполне авторитетно, хотя дальше Таунтона никуда не выезжал.
Тем не менее, Элис верила. Она любила получать комплименты от Доминика, как, впрочем, и от второго друга детства Джона Маннеринга. Девушка ничуть не сомневалась в том, что за одного из них она обязательно выйдет замуж. Вот только не знала, кому отдать предпочтение — спокойному и рассудительному Джону или непредсказуемому Доминику. Относилась она к ним абсолютно одинаково и право выбора предоставляла своему папаше.
Мистер Барлоу, ее отец, рассматривал обоих претендентов на руку дочери с практической точки зрения, и, когда пришло время, его выбор пал на Джона. О помолвке Элис Доминик узнал утром этого летнего дня. Сначала не поверил, а потом пришел в ярость. Наконец, поняв, что Элис для него навсегда потеряна, Фейн прискакал на лошади к ее отцу и потребовал у него объяснений. Он хотел узнать, почему тот отдал предпочтение Джону.
Конечно, отец Элис мог бы выставить юнца за дверь, но он был мягким человеком и сказал, что, принимая решение, думал о будущем своей дочери. Маннеринги были экономными людьми, умело вели хозяйство, и те деньги, которые они заработали, должны были перейти к их сыну.
Доминик слушал, испытывая чувство горечи, затем поблагодарил его и распрощался. Он прекрасно знал, что дело здесь не в отце Элис, а в Харриет, обвинявшей Фейна во всех смертных грехах.
Доминик не поехал домой. Внутри у него все клокотало от гнева. Он хотел увидеть Харриет и высказать ей все, что он о ней думает.
В миле от ворот дома Барлоу находилась небольшая таверна — злачное место, в которое Доминик никогда не заглядывал. Но сегодня вместо того, чтобы проехать мимо, он остановил своего коня, спрыгнул на землю и зашел в грязный зал. Плюхнувшись на деревянную скамейку возле окна, Фейн заказал себе бренди. Глядя ничего не видящими глазами на стопку с крепким спиртным, он задумался о постигшем его горе. Это была его самая большая утрата с тех пор, как три года назад умерла его мать. О ее кончине Доминик особенно не жалел — мать долгие годы болела, а последние месяцы сильно страдала. Так что смерть явилась для нее избавлением от мук. Но потом к нему пришло чувство одиночества. Судьба Изобель Фейн была нелегкой. Пятнадцатилетней девочкой ее насильно выдали замуж за бездетного вдовца, мужчину средних лет. Всю жизнь она боялась своего мужа, и единственной радостью для нее был сын. Доминик отца своего не только не боялся, но и не любил. Джеффри Фейн был суровым, эгоистичным человеком с тяжелым характером, сделавшим его грозой для домочадцев. Неудивительно, что врагов у него было гораздо больше, чем друзей. Любви других людей он не искал — она ему была не нужна.
