София Нэш - Секреты скандальной невесты
— Элизабет, будьте осторожны… Он родился в трущобах, воспитывался в среде воров и… гм… обиженных судьбой женщин. Он исповедует самые крайние принципы, если это вообще принципы, в особенности если цель можно достигнуть шантажом.
Она догадывалась об этом.
— Но его речь — если, конечно, не принимать во внимание ругань — не свидетельствует о признаках бедности.
Майкл посмотрел на нее в упор.
— Должно быть, вы заметили, что он опытный хамелеон — умеет приспосабливаться, меняться в соответствии со своими нуждами. Он будет чувствовать себя как дома и в притоне, и во дворце Принни. Его талант по части обмана не имеет себе равных.
— Не будет ли слишком дерзким с моей стороны спросить, за что он стрелял в вас? Это случилось тогда, когда вы получили наследство Грейс?
— Да, но были и другие причины. Он хотел отомстить за смерть одного родственника. — Граф, похоже, чувствовал себя неловко, чтобы добавить к этому что-нибудь еще. Элизабет усомнилась в том, что он станет продолжать. — Мало кто знал, что его мать была горничной в Уоллес-Эбби. Мой отец в пятнадцатилетием возрасте, задолго до получения титула, наградил мать Роуленда ребенком, ей самой было в то время лишь шестнадцать. Мои дед и бабушка выставили Мауру Мэннинг без гроша. Я не знаю, как она выжила в Лондоне, но мне известно, что она работала белошвейкой, а также, вполне вероятно, подрабатывала…
— Я понимаю, — прошептала Элизабет.
Граф Уоллес покраснел.
— Говард Мэннинг родился после Роуленда. Именно его я случайно убил, когда пытался спасти лошадь, которую он избивал. — Майкл стиснул ее руки. — Насколько я смог заметить, Элизабет, Мэннинги имеют только одно хорошее качество. Речь идет о простых родственных чувствах, а спустя десять лет Роуленду пришлось понять, что Говард не был родственником, заслуживающим его верности, и что-то, я думаю, умерло в нем.
— Но как же ваше кровное родство? Почему он не защищает вас?
— Он видел меня таким, каким меня нарисовал Говард — слюнтяем и юным поджигателем, который виновен в том, что сгорел Уоллес-Эбби. Он видел во мне убийцу и труса, который скрывается.
— Я так рада, что вы выяснили, что виновником этого был Говард, — пробормотала она.
— Элизабет, никогда не забывайте, что там, где я выигрываю, Роуленд проигрывает. Я перенял у него только одно достойное уважения качество — способность никому не доверять. Он поистине человек, у которого нет сердца, моя дорогая. Вы ведь знаете это?
— Это неправда. У него много положительных качеств.
Майкл вскинул бровь тем же движением, что и его единокровный брат, и Элизабет захотелось засмеяться.
— Будьте осторожны, Элизабет. Не придумывайте то, чего нет. Когда я работал на него, рядом с ним всегда были очень богатые красивые женщины, — очевидно, Майкл при этих словах почувствовал себя неловко, — которые волочились за ним. Бог знает почему.
Элизабет закусила губу, чтобы не улыбнуться. Два высоких, необычайно красивых брата не имели ни малейшего понятия, чего хотят, хотя, если подумать, Роуленд Мэннинг, по всей вероятности, знал, чего добивается, а вот его благородный и более сердечный брат этого не знал.
Майкл обхватил ее ладони.
— Элизабет, я мог бы забыть, как он все эти годы докучал мне, но я не забыл, потому что все это происходило до того, как я нашел Грейс. И я охотно прошел бы через это, чтобы найти ее. Но ничто из этого не закрывает мне глаза на то, что мой единокровный брат — дьявол с черным сердцем, который не заботится ни оком, кроме самого себя.
— Он заботится о своих лошадях.
Майкл наклонил голову и посмотрел на нее с суровым выражением, в котором читалось сомнение.
— Вероятно.
— И еще я уверена, что он как-то по-доброму относится к мистеру Лефрою.
— О, дорогая, — он медленно покачал головой, — не заблуждайтесь.
— Но…
— Элизабет, вы вот что должны знать. Несмотря на все это, если бы дело дошло до критической точки, я стал бы его защищать. Он мой брат — мой старший единокровный брат, мой юный отец любил мать Роуленда. Будучи ребенком, я слышал, как он в своей спальне иногда звал по ночам Мауру. Вплоть до прошлой весны я не знал, что Маура — это имя матери Роуленда.
— О, Майкл! Это так печально.
— Да, печально, — тихо подтвердил он. — И я не удивился бы, если бы эта история имела продолжение. Я иногда задумывался, каким образом Роуленд выжил в том притоне. Единственное, что я знаю, — что он никогда и никому не скажет об этом ни слова.
Не многие вещи в жизни вызывали у Роуленда любопытство. Любопытство — это роскошь, которую могут позволить себе те, кто располагает временем и деньгами.
И тем не менее по какой-то необъяснимой причине он оставил проведение послеобеденного аукциона на попечение мистера Лефроя. Он объяснил это себе тем, что аукцион будет маленький, поскольку, судя по всему, весь Лондон больше заинтересован в том, чтобы посетить эту дурацкую свадьбу герцога Бофора, более известного как Завидный Жених Столетия.
Не было причины, по какой Мэннинг посетил бы эту брачную церемонию. Ему заплатили за карету для Элизабет Ашбертон. Заплатили за то, чтобы Джошуа Гордон из ранга лакея возвысился до франтоватого фальшивого мужа одетой в парик молодой лгуньи, которая вчера целый день маячила на кухне вместе с только что нанятой кухаркой.
Роуленд избегал их всех словно зачумленных.
Но когда он сел за письменный стол, чертыхаясь от обилия чеков и счетов, его взгляд упал на, черт бы его побрал, приглашение на свадьбу, которое лежало на дальнем конце стола. То самое приглашение, которое вдовствующая герцогиня Хелстон прислала ему через собственного лакея.
Таким образом, когда он, во второй раз за последние десять дней, оказался перед церковью Святого Георгия, захотелось спросить себя, уж не сходит ли он с ума.
Выезжая за Джошуа Гордоном и Элизабет, он должен был удерживать себя от того, чтобы не выискивать взглядом ту самую карету. Он приехал ради соблюдения формальности, повторял он себе, лишь для того, чтобы установить с респектабельной элитой более прочные связи.
И ни одна, даже самая крохотная, часть его существа не признавала, что он приехал подругой причине. Это уже говорило бы, что он ищет беду.
Под шестью громадным колоннами, поддерживающими фронтон церкви, собрались гости, чтобы поразить друг друга шелками, атласом, кружевами и перьями. Близ лежащие улицы были забиты каретами людей, которые рассчитывали увидеть свадьбу даже более роскошную, чем та, что была неделей раньше.
Роуленд рявкнул на возницу, велев ему остановиться, после чего сошел и проделал оставшийся путь пешком. Он легко сумел протиснуться сквозь толпу зевак и гостей, а также мимо двух статуй мраморных волкодавов, охраняющих главный вход. Роуленд занял место рядом со вдовствующей герцогиней, которая стояла среди свадебной свиты перед церковью.