Маргарет Макфи - Сорвать маску

— Веки немного воспалились, вот и все. И Д... — Арабелла вовремя спохватилась, что не следует называть это имя. — И да, джентльмену было нужно уйти рано. У него появились другие, более важные дела.

— В полночь? — ехидно уточнила мать. — Он пробыл здесь совсем недолго.

— Если его визиты будут коротки, нам же лучше, не так ли?

— Некоторые люди могут быть... невнимательны, спеша удовлетворить собственные...

Ее мать густо покраснела и умолкла, не в силах продолжать.

— Нет, — поспешно произнесла Арабелла. — Дело не в этом.

Один его вид. И запах. Его пальцы медленно, дразня, касаются шеи, ключицы, прежде чем спуститься к груди... Кожа горит огнем, кровь быстрее бежит по венам...

Арабелла содрогнулась от стыда.

— Скажи мне правду, Арабелла.

Миссис Тэттон коснулась руки своей дочери.

Покраснев, Арабелла вновь ощутила горечь во рту.

— Если я скажу тебе правду, мама, ты мне не поверишь, — пробормотала она.

— Он дурно с тобой обошелся?

Миссис Тэттон побледнела как мел, ужас, промелькнувший в глазах пожилой женщины, заставил Арабеллу почувствовать себя чудовищем. Она должна была успокоить мать, а не усугублять ее страх.

— Он вообще ничего не сделал, мама.

Несмотря на то что она предложила себя Доминику, как обычная шлюха, в которую и превратилась. Арабелла так злилась на себя... и на него.

Она чувствовала облегчение оттого, что Доминик не взял ее, откуда взяться унижению? Арабелла ничего не понимала, все чувства смешались, смущая и причиняя боль.

— Не нужно лгать мне, Арабелла. Ничто не стоит этого. Мы лучше будем просить милостыню на улицах, чем...

Арабелла нежно взяла мать за руку и погладила морщинистую кожу:

— Мама, он обращался со мной мягко и бережно, ничего не требуя. Я плакала только из-за того, во что превратилась.

— О, Арабелла, нам следует покинуть этот дом.

Арабелла почувствовала, как дрогнула рука пожилой женщины.

— И вернуться на Флауэр-энд-Дин-стрит?

Арабелла иронично изогнула бровь.

— Я могла бы подыскать себе работу. Вдвоем мы бы справились...

И работа убила бы ее. Арабелла прекрасно понимала, что другого выхода нет. Она покачала головой:

— Слишком поздно, мама.

Что сделано, то сделано. Она стала падшей женщиной. Ее настигло безжалостное прошлое. «Я не могу». Его слова до сих пор чуть слышно звучали, отражаясь эхом от стен спальни. Арабелла словно воочию видела затравленное выражение, мелькнувшее в темных глазах.

— Мы останемся здесь. Я вчера сглупила, вот и все. Сегодня все будет по-другому. — По крайней мере, она на это надеялась. — Тебе не о чем волноваться — считай деньги и дни, оставшиеся до того момента, когда мы сможем наконец уехать из города.

— Ты так уверена в этом, Арабелла?

— У меня нет сомнений.

Ее мать, казалось, не была удовлетворена этим ответом, но, тем не менее, кивнула и вернулась к завтраку.

Всего через час пришло письмо, надписанное знакомым размашистым почерком Доминика. Сердце Арабеллы вновь забилось, как пойманная в сети птичка. Она сломала печать и прочла выведенные уверенным пером строки.

— Что там?

Миссис Тэттон взглянула на дочь из кресла, в котором сидела. Солнечные лучи омыли гостиную теплым бледно-золотым светом.

— Он пишет, что попросил портниху заглянуть завтра днем.

Арабелла сложила письмо и сунула в карман платья, чтобы мать не увидела оттиск герба на печати и в письме.

— Этого и следовало ожидать, — произнесла миссис Тэттон и продолжила разливать по чашкам чай.

— Полагаю, ты права, — пробормотала Арабелла, невольно вспомнив неприличный черный шелковый наряд, выданный ей миссис Сильвер.

Она окинула взглядом свое собственное серое платье. Пусть оно было простеньким и старым, но она предпочла бы носить его каждый день, только бы не надевать оплаченные Домиником откровенные наряды.

— Мы с Арчи постараемся сидеть потише.

Арабелла кивнула и виновато взглянула на сына, ощутив беспокойство. Прятать их ночью — не такая уж плохая идея, поскольку и Арчи, и ее мать засыпали рано. Несмотря на то что их комната располагалась фактически на чердаке, там было чисто и уютно, в отличие от каморки на Флауэр-энд-Дин-стрит. Но вынуждать их сидеть тихо как мышки весь день, пока Доминик выбирает откровенные платья для своей любовницы... Арабелла снова почувствовала злость и обиду.

По-видимому, эти чувства отразились на ее лице — миссис Тэттон поспешила сказать:

— Всего на один день, Арабелла. Нам это не принесет вреда. Что до остального... Что ж, одежда — меньшее из зол.

К двум часам пришла портниха, но Доминик так и не показался. Арабелла в сотый раз разгладила несуществующие складки на подоле платья и заставила себя притвориться погруженной в шитье. Хотя, когда раздался стук в дверь, ей вдруг пришло в голову, что куртизанке, пожалуй, не пристало заниматься рукоделием. Впервые она должна была предстать перед посторонним человеком в качестве любовницы, и она с трудом взяла себя в руки, пытаясь скрыть смущение и стыд.

Когда Джеммел провел женщину в гостиную, у Арабеллы упало сердце. Из всех портних в Лондоне, которых мог выбрать Доминик...

Она помнила последние дни, которые в итоге и привели ее в «Дом радужных наслаждений» миссис Сильвер. Какая разница, впрочем, что Доминик выбрал мадам Буассерон? В отчаянии Арабелла обошла всех портних и модисток, изготовителей корсетов и простых швей в поисках работы, которой нигде не было. Любая из них, придя сюда сегодня, могла ее узнать. Но почему-то появление женщины, в чьем магазине она познакомилась с миссис Сильвер, заставило Арабеллу почувствовать жгучий стыд.

Но если даже портниха узнала ее, она благоразумно не подала виду. Арабелла сделала глубокий вдох, пытаясь скрыть смущение и понимая безвыходность ситуации и необходимость разбираться самой.

Доминик не приехал. Когда хрупкая темноглазая женщина с мелодичным французским акцентом положила на стол книгу с фасонами платьев, герцога по-прежнему не было. Арабелла покосилась на часы, зная, что следовало бы дождаться его приезда, но мысль о том, что Доминик будет выбирать, что должна носить его любовница — от шляпки до нижнего белья, — так разозлила ее, что она взяла книгу и принялась ее пролистывать.

Некоторые из предложенных нарядов были откровенно непристойными, едва прикрывали грудь, обнажая соски и почти не оставляя пространства воображению. Они почти не отличались от черного шелкового платья, которое Арабелла надевала в борделе.

— Вот это, но корсаж повыше, — произнесла она, указывая на один из набросков. — И ткань плотнее.