Николь Джордан - Экстаз
— Вы хотите заставить меня почувствовать вину перед вами?
— Признаться, такая мысль меня посетила.
Опять эта сардоническая улыбка, вызывающая у нее смущение и досаду. К тому же он внезапно схватил ее руку, чтобы отвести подальше от раны.
Рейвен застыла. В ней пробудилось ощущение опасности, но совсем иного рода: она не страшилась, что он ударит ее в отместку за то, что она сделала, причинит боль, нет… Она опасалась другого: того, что ощутила в этом прикосновении, в изменившемся взгляде его глаз. В них не было сейчас и тени насмешки, осуждения, злости…
Да, ощущения Келла были, пожалуй, сходны с теми, что чувствовала она. «Что за черт! — мысленно возмутился он, обращаясь к самому себе. — У тебя кровоточит и ноет рана, а ты… От одного прикосновения ее руки в тебе просыпается желание, да еще какой силы… Что за безумие!..» Единственным оправданием, постарался утешить он себя, может быть то, что прошедшей ночью его плотский голод так и не был утолен…
Сжав зубы, он проклинал Рейвен за то, что продырявила его, и себя, не сумевшего обуздать свои чувства. Желая умерить боль в ноге под натянувшейся больше, чем обычно, штаниной и одновременно рассчитывая оттолкнуть эту женщину подальше от своей разгоряченной плоти, он начал вытаскивать рубашку из штанов.
Как он и предполагал, Рейвен вздрогнула и отскочила от него как ужаленная.
— Что вы делаете?
— Наверное, можно догадаться: хочу снять штаны, чтобы сначала увидеть рану, которую вы мне нанесли, а затем перевязать. Не беспокойтесь, мисс Кендрик, у меня нет ни малейшего намерения нападать вас. Меня больше привлекают женщины, не палящие в меня из пистолета.
От растерянности она не сразу нашлась что ответить, а потом произнесла нечто несуразное:
— Неужели в подобный момент необходимо называть меня столь официально? И таким светским тоном?
— А как вы предлагаете обращаться к вам? Мисс Дьяволица? Мисс Мегера?
Она яростно фыркнула, а он удовлетворенно усмехнулся и продолжил:
— Если мои движения оскорбляют ваше достоинство, просто отвернитесь. Но сначала принесите, пожалуйста, кувшин с водой и вон тот таз.
С удивившей ее саму покорностью она поспешно выполнила его просьбу, потом прошла к камину и встала там лицом к огню. Спиной к Келлу Лассетеру.
Ей был слышен шелест одежды, потом она уловила его легкий сдержанный стон, когда он отрывал материю от раны. Она прикусила губу… Нет, ей вовсе не хотелось ранить его или, упаси Боже, убить: просто показать, что она не так беззащитна, как он воображает, и может за себя постоять. Но у нее совершенно сдали нервы, и выстрел произошел, когда она совсем не желала этого. И теперь ей сделалось страшно: ведь она чуть не убила человека!
— Очень сожалею, что так вышло, — тихо сказала она, не поворачиваясь от камина.
— Вполне вам верю, — не сразу ответил он, и ей послышался вздох. Затем он продолжил: — Но тут есть доля и моей вины. Я не должен был оставлять разъяренную женщину наедине с огнестрельным оружием.
Он продолжает шутить! Думает, что проявляет таким образом особое благородство. Впрочем, далеко не каждый человек, потерявший столько крови и страдающий от боли, способен на шутки, пускай и не слишком приятные.
— Где вы научились стрелять? — спросил он деловым тоном, как мужчина мужчину.
Ее удивил вопрос, но она с готовностью ответила:
— Это мой старый слуга О'Малли. Еще он учил меня верховой езде, уходу за лошадьми.
— Тот самый О'Малли, который избил моего нетрезвого брата и оставил его на растерзание бандитам-вербовщикам?
Опять он за свое! Она ведь уже объяснила ему, как все обстояло на самом деле. Ответить ей помешал приход Эммы Уолш с кучей бинтов и баночек с целебными мазями.
Глянув через плечо, Рейвен увидела, как, сложив все это на постели, экономка, или кем она тут является, наклонилась над ногой Келла. Укол ревности, который она внезапно ощутила, неприятно поразил Рейвен. Или это зависть? Тогда еще хуже… Но в конце концов, какое ей дело, что оба ведут себя как настоящие любовники? Что ей до этого?
— Рана не выглядит серьезной, — тихо и ласково произнесла Эмма. — Помочь вам перевязать ее, Келл?
— Справлюсь сам, — ответил он. — Уберите потом все эти кровавые тряпки и выстирайте простыни.
Он замолчал, и Рейвен увидела, что он смотрит на нее.
— И пожалуйста, Эмма, помогите мисс Кендрик. Проводите к себе и оденьте. Я отвезу ее домой, а то она перестреляет всех нас и сожжет клуб.
Рейвен почувствовала удовлетворение и облегчение, несмотря на то что в словах Келла была явная насмешка. Все равно она победила. Добилась своего.
Скоро она избавится от присутствия этого невыносимого человека, будет дома, среди своих… Но эта мысль начинала страшить ее все больше и больше.
Полчаса спустя Рейвен, глядя в зеркало, увидела там молодую женщину в платье из кашемира, которое было ей немного длинно внизу и слишком широко сверху, но, в общем, сидело неплохо, а главное, закрывало грудь до горла — ей так надоело чувствовать себя полуобнаженной. Сейчас уже ничто не напоминало о страшной полупризрачной ночи. С особой благодарностью приняла она от Эммы драгоценное жемчужное ожерелье своей матери.
Словно рассчитав время, необходимое Рейвен для одевания, Келл Лассетер постучал в дверь и появился в комнате, уже готовый к выходу из дома. Он слегка хромал, но вовсе не подчеркивал это, как сделали бы многие мужчины на его месте. На нем были другие бриджи, трикотажные, более широкие, так что повязка вокруг раны почти не выделялась.
— Вы совсем не умерли, — осмелилась пошутить Рейвен, — хотя обещали сделать это. Даже не прибегаете к помощи палки.
Он ответил, изобразив улыбку:
— Да, я нарушил обещание. Однако не воображайте, что прощены. Вам нет оправдания.
Взгляд, который он бросил при этом на ее наряд, задержав глаза на груди, был, если можно так выразиться, вызывающим и вверг ее в краску. Этот взгляд как бы напоминал о том, что его обладателю хорошо известно, что именно находится под ее одеждой. Но при этом давал понять: это их общая тайна, и он будет ее хранить.
Туже стянув отвороты плаща и вздернув подбородок, Рей-вен надменно отвернулась.
Однако ей нелегко было долго сохранять высокомерное выражение лица. Шагая рядом с ним по коридору и по лестницам, она вынуждена была то и дело поднимать чересчур длинные юбки, чтобы не запутаться в них. Необходимо было подумать и о другом: прихрамывающему Келлу было трудно поспевать за ней.
Остановившись в холле перед выходом на улицу, Келл немного напугал ее, когда поднял капюшон ее плаща и плотно натянул его на голову, прикрыв часть лица.
— Зачем? — отпрянув, спросила она.
