Карен Хокинс - Как очаровать графиню
Роуз была ошеломлена тем, какую власть над нею имела близость этого человека, она силилась побороть желание приникнуть к нему и вновь ощутить вкус его губ…
«Прекрати немедленно!» — одернула себя девушка, чувствуя, как заливается краской стыда ее лицо. О, если бы только она могла подняться по лесенке еще выше — но руки мужчины крепко сжимали лестницу по обе стороны ее тела… Загнанная в ловушку, Роуз кашлянула:
— Но ведь вам не плевали в лицо?
— Мне не объявили полного бойкота лишь по причине моего высокого титула, веса в обществе и состояния.
— Тогда с чего вдруг вы придаете такое значение…
— Надо мной насмехались, мисс Бальфур! Несколько месяцев после того случая меня называли Лорд Фин…
Перед глазами Роуз возникла вдруг памятная картина: Син, мокрый с головы до ног, выбирается из фонтана, с листом кувшинки на голове, с лицом, по которому струится вода… И вдруг, к собственному ужасу, девушка хихикнула. Потом расхохоталась…
Нет, она не намеревалась смеяться над ним, но она всегда принималась хихикать, когда нервничала — а при мысли, что столь величественный человек стяжал это потешное прозвище, она не могла удержаться от хохота. И чем суровее взирал на нее Лорд Фин, тем заразительнее хохотала Роуз.
— О да, смейтесь, мисс Бальфур! — рявкнул Син. — Смейтесь так же, как смеялись тем вечером! Этот смех обнажает ваше истинное нутро — нутро мелкой жалкой интриганки!
Видя бешенство мужчины, Роуз перестала хохотать — теперь она лишь нервно хихикала.
— Поверьте, искренне сожалею по поводу Лорда Ф… — нет, она не отважилась произнести вслух смешное прозвище, опасаясь, что снова расхохочется. — Поверьте, я и понятия не имела…
Син не знал, что оскорбило его сильнее: то, что, столкнув его тогда в фонтан и рассмеявшись прямо ему в лицо, Роуз Бальфур беспечно оставила его один на один с последствиями собственной шалости, или же то, что, узнав о бесчестье, которое выпало на его долю, она имела дерзость вновь смеяться…
— В точности так я и думал о вас, — выдохнул Син, жалея, что не может прямо здесь просто-напросто задушить ее, и дело с концом. — Вы нарочно всё подстроили, вы прекрасно знали, чем дело кончится, когда оставили меня одного перед толпой кумушек! Вы знали… черт вас побери!
Смех оборвался — обидные слова больно ранили девушку.
— И в мыслях не держала! Даже вообразить не могу, во имя чего можно было бы затеять такое…
— Единственно ради мести, мисс Бальфур. Вас оскорбило то, что я не откликнулся на вашу ребяческую попытку соблазнить меня!
— Боже, какая потрясающая глупость! Послушайте, лорд Синклер, вы всё драматизируете! У меня и в мыслях не было ничего… такого! Я… я просто хотела поцеловать вас. Да, в этом я сознаюсь. И если вам от этого станет легче, скажу: я потом об этом очень сожалела.
Син был ошеломлен. Она сожалеет? Он драматизирует? Ярость душила его, не давая вымолвить и слова. Все эти годы он лелеял мысль о том, какое облегчение испытает, услышав ее извинения, но она лишила его даже этой малости своим неподобающим поведением!
Проклятие, ни одна из женщин никогда так не бесила его! Никогда так не сбивала с толку! В ней непостижимо уживались откровенная чувственность и необычайная рассудительность, а временами она обнаруживала совершенно детскую непосредственность, что вконец его обескуражило.
Пристально разглядывая Роуз, Син не понимал, как в свое время ей удалось завлечь его в парк. Да, ярко-синие глазищи, опушенные густейшими черными ресницами, и вправду хороши — во всем же остальном никакой красоты! Всё весьма заурядно. Да, личико в форме сердечка — зато рот велик, а кожа чересчур смугла, носик вздернут, а на переносице — россыпь предательских веснушек… Худышка — о фигуре тут речи не идет, груди малы, а бедра лишены пленительных женственных изгибов. И конечно, самое худшее — это непослушные волосы!
Девица невзрачна, непримечательна, заурядна. Тогда почему тело его отзывается на близость этой простушки так, словно рядом с ним сама Афродита?
Вот и сейчас порыв необъяснимого влечения заставил его податься к ней, прильнуть теснее… Черт подери, что это такое? Она ничего общего не имеет с тем типом женщин, который всегда привлекал его — ни внешне, ни по повадке, а про характер и вовсе говорить не стоит… Будь в нем хоть на йоту здравого смысла, он тотчас, оставив ее, ретировался бы в свою спальню. Вместо этого он стоит, едва ли не обнимая ее, всем своим существом желая эту девушку…
Но что бы ни чувствовал сейчас Син, девчонка, похоже, сохраняла невозмутимость. Она лишь изогнула бровь:
— Благодарю вас, довольно — вы стоите достаточно близко, чтобы хорошо меня расслышать. Позвольте заметить, что еще до той самой ужасающей катастрофы вы носили омерзительное прозвище. Если бы вы не назывались Лорд Син, никто бы не посмел обозвать вас Лорд Фин. — Мужчина открыл было рот, чтобы достойно ответить, однако барышня невозмутимо продолжала: — И не трудитесь уверять меня, будто вы болезненно перенесли некое отчуждение от общества, ведь вы никогда не были завсегдатаем светских раутов и балов! Поверьте, мне весьма странно видеть вас здесь — ведь, насколько мне известно, столь невинные развлечения, как бал у тетушки, не в вашем стиле…
— Не беси меня, Роуз Бальфур! — зарычал Син. — Это может плохо кончиться!
— Я вовсе не намеревалась вас взбесить — я просто с вами не соглашаюсь. Впрочем, может быть, вы предпочитаете женщин, согласных с каждым вашим словом? — Роуз прижала томик Шекспира к груди, словно молитвенник, и воскликнула театрально: — О да, лорд Синклер! Как вы скажете, лорд Синклер! — Девушка захихикала так, что у Сина заныли разом все зубы. — О-о-о, лорд Синклер, вы так забавны! Клянусь небом, вы самый обворожительный кавалер в королевстве! Вы самый…
— Прекрати! Чем корчить из себя бо́льшую дурочку, чем ты есть, узнай прежде, с какой целью я просил тетушку пригласить тебя сюда! О-о-о, эта цель весьма занятна…
В синих глазах мелькнула настороженность.
— Цель? И какова же она?
Он стоял на лесенке ровно на ступеньку ниже девушки, обеими руками держась за перекладины. Склонившись к ней и понизив голос до развратного шепота, он произнес:
— Я помню тот поцелуй, Роуз Бальфур. А ты?
Сердце ее заколотилось, как пойманная пташка в клетке.
— Конечно… я помню…
— Я помню также, как он на тебя подействовал тогда.
Девушка вспыхнула:
— Подействовал? Но я не… То есть я подумала, это было очень…
Губы мужчины коснулись маленького розового ушка — и девушка вздрогнула.
— Если уж меня обвинили в совращении, я вправе вкусить сладость запретного плода, а не довольствоваться лишь тумаками!