Барабаны осени. Книга 1. О, дерзкий новый мир! - Гэблдон Диана
Ян крепко спал, когда я вернулась в комнату; глаза Ролло тоже были закрыты, хотя один из них и приоткрылся на мгновение, когда я вошла, сверкнув желтой искрой. Я посмотрела на лорда Джона; он не спал, но не стал поворачиваться в мою сторону.
Я села на скамеечку у очага и придвинула к себе большой лубяной короб, расписанный черно-зеленым индейским орнаментом; Габриэль назвала эту роспись «поедателем солнца».
Уже прошло два дня с того момента, как Джейми с Вильямом отправились в свой поход. Два дня им идти до деревни тускара. И два дня обратно. Если не случится ничего такого, что их задержит.
— Ерунда, — тихо пробормотала я себе под нос. Ничто их не задержит. Они уже скоро будут дома.
Короб был наполнен мотками крашеной шерстяной пряжи и льна. Кое-что мне досталось в подарок от Джокасты, кое-что я спряла самостоятельно. Разница между тем и другим сразу бросалась в глаза, но даже те толстые, неровные нити, которые вышли из моих рук, могли пригодиться. Пусть не для носков или фуфаек, но, может быть, я могла бы связать из них теплый чехол на чайник… то есть на горшок, в котором заваривался чай, — это штука не требует особо изысканной пряжи, сойдет что угодно.
Джейми в свое время и поразился до глубины души, и развеселился ничуть не меньше, узнав, что я не умею вязать. Такой вопрос просто не возник в Лаллиброхе, где Дженни и женская прислуга одевали всех в вязаные вещи. Я же там занималась всякими делами в комнатах и в саду, и мне вообще не приходилось иметь дело с нитками и пряжей, разве что изредка я что-нибудь штопала.
— Ты что, вообще не умеешь спицы в руках держать? — недоверчиво спросил он. — А кто же тогда вязал тебе зимние носки в Бостоне, а?
— Я их покупала, — пояснила я.
Джейми демонстративно оглядел поляну, на которой мы сидели, восхищаясь нашим недостроенным домом.
— Ну, поскольку я не вижу поблизости ни одной подходящей лавки, то, пожалуй, лучше бы тебе этому научиться, а?
— Да, пожалуй, — согласилась тогда я, с немалым сомнением глядя на корзинку для ниток, которую подарила мне Джокаста. В корзинке имелось множество самых разнообразных предметов. В числе прочего я нашла и три пары спиц, соединенных длинной проволокой, и зловещий комплект из пяти костяных длинных игл, заостренных с обоих концов, стройных, как стилеты, — о них я знала только то, что их каким-то образом используют в таинстве превращения пряжи в носки. — Я попрошу Джокасту, чтобы она мне показала, как это делается, когда в следующий раз буду в Речной Излучине. В будущем году, наверное.
Джейми энергично фыркнул и взял спицы и клубок пряжи.
— Это не так уж трудно, Сасснек. Посмотри-ка… вот так ты сначала наберешь петли… — Пропуская нить с клубка сквозь сжатый кулак, он обернул нитку вокруг большого пальца, спустил ее на спицу и быстро, экономными движениями набрал длинный ряд петель — буквально за несколько секунд. Потом протянул мне другой клубок и спицу. — Ну-ка, попробуй.
Я смотрела на него, разинув рот от изумления.
— Ты умеешь вязать?
— Конечно, я умею, — ответил он, отвечая мне не менее удивленным взглядом. — Я этому научился, когда мне было лет семь, не больше. А что, в твоем времени детишек вообще ничему не учат?
— Ну… — растерянно протянула я, чувствуя себя довольно глупо, — ну… девочек иногда учат шитью или вязанию, но мальчиков — нет.
— Да, но ведь и тебя ничему не выучили, а? Ну, давай, это ведь не то чтобы настоящее искусство вязки, а самое простое, что можно сделать на спицах. Давай, палец нужно держать вот так…
В общем, они вместе с Яном — который, как оказалось, тоже отлично умел вязать и просто чуть не помер со смеху, узнав, что я в этом деле ни уха ни рыла, — обучили меня вязать простое полотно, резинку и накид, жутко веселясь при виде моих отчаянных усилий и попутно объясняя, что в Горной Шотландии всех мальчиков учат вязать, это просто само собой разумеется, и что это весьма полезное умение для тех, кому приходится целыми днями сидеть где-нибудь в лощине, присматривая за овцами и коровами.
— Когда парень вырастает, он обзаводится женой, которая вяжет для него, и у него появляются дети, которые пасут овец, — ну, тогда, может, ему и не понадобится больше самому вязать себе носки, — сказал тогда Ян, искусно вывязывая начало пятки, прежде чем вернуть мне рукоделье. — Но все равно все парни умеют это делать, тетя, даже маленькие мальчики вяжут.
Я бросила опасливый взгляд на стоявшую теперь передо мной корзину. В ней горкой лежали клубки шерстяной пряжи. Ну да, я кое-как усвоила первые уроки вязания, но оно все равно оставалось для меня чем-то вроде героической борьбы с узловатой нитью и скользкими спицами, а вовсе не успокаивающим и усыпляющим делом, как оно выглядело в руках Джейми и Яна. Спицы в их больших руках ритмично постукивали, когда мужчины вязали, сидя у огня и почти не глядя на свое рукоделье.
Нет, только не сегодня, подумала я. Я просто не в силах. Я могу заниматься сейчас только чем-нибудь, совершенно не требующим работы мысли. Например, сматывать пряжу в клубок. Это можно. Я отложила в сторону незаконченный носок, который Джейми вязал для себя, — полосатый, красивый, — и вытащила из корзины тяжелый моток недавно покрашенной синей шерсти, все еще сильно пахнувших растительной краской.
Обычно мне нравился запах свежей краски, с его слабым маслянистым овечьим привкусом, земляным духом индиго и терпким оттенком уксуса, при помощи которого окраска закреплялась. Но этой ночью он показался мне удушающим, в особенности когда он слился с запахом горящего дерева, свечного воска и ядовитыми испарениями больных мужских тел, и еще тут был запах пропотевших простыней, и полных ночных горшков… всем этим дивным ароматам просто некуда было деться из наглухо закрытой комнаты.
Я положила моток на колени и на несколько мгновений закрыла глаза. Сейчас мне хотелось только одного: раздеться и окунуться в холодную воду, а потом голышом забраться под чистые льняные простыни, растянуться на кровати и лежать неподвижно, и чтобы свежий воздух вливался через окно и омывал меня, впавшую в дремоту…
Но на моей кровати лежал потеющий англичанин, а рядом на полу валялся вонючий пес, да еще тут же сопел на низенькой кроватке подросток, которому явно предстояла тяжелая ночь. Простыни не стирались уж много дней, а когда их можно будет наконец снять, мне придется немало потрудиться, чтобы прокипятить их, отжать и развесить для просушки. Моей постелью на эту ночь — если мне вообще придется спать — послужит брошенное на пол одеяло, а вместо подушки придется подсунуть под голову мешок с чесаной овечьей шерстью. И буду я вдыхать овечий запах…
Уход за больными — тяжкий труд, и я вдруг чертовски устала от него. На какое-то мгновение мне страстно захотелось, что все вообще убрались отсюда к чертям. Я открыла глаза и с негодованием уставилась на лорда Джона. И тут же всплеск жалости к самой себя был забыт. Лорд Джон лежал на спине, закинув одну руку за голову, и мрачно смотрел в потолок.
Может быть, во всем был виноват неверный свет очага, но мне показалось, что на лице лорда написаны тревога и горе, что его глаза потемнели от боли потери…
Мне сразу же стало ужасно стыдно за дурные мысли. Ну да, конечно, я вовсе не хотела, чтобы он сюда приезжал. Меня раздражало то, что он нарушил привычное течение моей жизни, да еще и взвалил на меня столько хлопот, заболев в моей доме. Из-за его присутствия я чувствовала себя неуверенной… не говоря уж о присутствии Вильяма. Но они ведь скоро уедут. Джейми вернется домой, Ян поправится, и все встанет на свои места, и все вернется — мой душевный покой, мое счастье и мои чистые простыни. А вот то, что случилось с лордом Джоном, уже не изменить.
Джон Грей потерял жену — как бы он к ней ни относился. И ему понадобилось набраться немалой храбрости, чтобы привезти Вилли к нам, и чтобы отпустить его с Джейми. И кто же мог предполагать, что этот проклятый тип явится к нам с корью…
Я отложила шерстяной моток и встала, чтобы поставить на огонь котелок.
