Жаклин Брискин - Обитель любви

Он был уже на территории нового городского квартала неподалеку от Вестерн-авеню, когда его машину вдруг занесло. Организм, хоть и под воздействием алкоголя, все же был натренирован за годы полетов и не подвел его. Он машинально повернул руль в сторону заноса и отпустил педаль тормоза. Но колеса продолжали буксовать, и он вдруг почувствовал, как руль в его руках начинает проворачиваться.

Ему навстречу неслось дерево. Толстый ствол неумолимо надвигался. Он инстинктивно закрыл лицо руками, защищая глаза. Удар, и он услышал, как что-то треснуло в запястье его левой руки. В лицо брызнули осколки лобового стекла.

А потом все словно остановилось. И дождь уже не лил, а медленно падал вниз. Можно было даже различить отдельные капли. В этом гипнотическом состоянии его мозг освободился от оков, душа воспарила.

«Как легко было бы сейчас умереть».

Он часто подумывал о самоубийстве, и уже не впервые у него в воздухе дрожала рука на руле высоты. Когда он штопором несся к земле в небе над Фэр-ан-Тарденуа в горящем «ньюпоре», он отчаянно выкрикивал слова молитвы... Но сейчас его останавливал отнюдь не страх перед физической болью. Не страх перед смертью. Просто для него акт самоубийства был бы не только грехом, но и проявлением трусости.

А если он погибнет в результате несчастного случая?

«Всего-то и нужно... обычный несчастный случай, — подумал он. — Несчастный случай, авария — и конец многолетней борьбе с самим собой, конец несчастьям, которые я причиняю людям, печали, омрачившей лицо Тессы, причина которой — во мне... Несчастный случай — это не трусость».

Постепенно он пришел в себя. Левую руку саднило, правый глаз дергался. Кто-то открыл дверцу машины. Человек с накинутым на голову капюшоном плаща уставился на Кингдона.

— Слава Богу, вы живы! Вот это удар! Ваша машина неслась так стремительно, что я заподозрил худшее... Ба, да ведь вы никак капитан Вэнс, верно?

Этот человек настоял на том, чтобы доставить Кингдона домой. Тесса послала за доктором Уоллвью, который обработал изрезанное осколками стекла лицо Кингдона и распорядился приложить к глазу сырой бифштекс. Он забинтовал его левую руку, наложил шину и сказал:

— Смещения нет. Закрытый перелом.

Кингдон спал до позднего утра. Когда он проснулся, Тесса в своем кабинете говорила по телефону. Кингдон, застонав, поднялся с постели. Из-за забинтованной руки он не мог принять душ. Подойдя к зеркалу, он принялся изучать свое отражение. Белые бинты на лбу и на глазу, который выпирал из-под них, точно опухоль. Лицо бледно-желтое, как канцелярский клей. Рука сильно дрожала, так что нечего было и думать о том, чтобы побриться. «Красавчик!»

Почистив зубы, он вернулся в спальню. Тесса стояла у окна, за которым все еще накрапывал дождь.

— Ничего, со мной и не такое бывало, — сказал он, вновь забираясь в постель.

Тесса повернулась, и он увидел, что она очень бледна.

— Это был не несчастный случай! — произнесла она дрожащим голосом.

— А, ну конечно! Знаменитая кинозвезда, героический летчик нарочно разбивается на своей сделанной на заказ машине во время ливня! Ты же видела, в каком состоянии я был вчера. Пьян в стельку!

— Почему?

— Что «почему»?

— Почему ты так много пьешь?

— Потому что у нас «сухой» закон, почему же еще?

— Если... Если наш брак причиняет тебе такую боль, я... Они правы. — Ее голос обрел твердость. — Кингдон, нам не надо было жениться.

Он прищурившись смотрел на нее здоровым глазом.

— Любимая, у меня похмелье. Я сейчас не в той форме, чтобы обсуждать то, что невозможно. Мы с тобой были в разлуке три года. Ничего из этого не вышло. Ты предлагаешь попробовать еще разок? Сколько это будет продолжаться?

— Ты пьешь для того, чтобы заглушить в себе боль.

— Не давай воли своему воображению, Тесса. Твой муж пьяница — вот и все. — Он потер рукой ноющий висок. — Что ты сказала моему боссу?

— Что твою машину занесло на мокрой дороге.

— То есть врать не стала. И что он ответил?

— Сказал, чтобы ты не беспокоился. Крупные планы уже отсняли, а для остальных воздушных трюков они возьмут Текса. — Она помолчала и прибавила: — Он сказал, чтобы я прятала от тебя выпивку.

— Вот видишь? А ты дала волю своему воображению. Зачем объяснять простое сложным? Это ты во всем виновата. Если, начиная с этой минуты, ты перестанешь подпускать меня к выпивке, я не смогу разбиваться на машинах в дождливую погоду.

— Это правда был несчастный случай?

— Да, — честно ответил он. — И еще: я выплатил все свои долги. Так что Римини больше мне не указ!

— Ты перестанешь сниматься? — спросила она.

— Вот закончу этот фильм и все. Мне это уже надоело. Твой муж превратится в бедного, но честного летчика.

Она улыбнулась.

— Так-то лучше, — сказал он. — А теперь слушай. Я врезался в дерево. Только и всего. Не пытайся отыскать в этом какой-то подтекст. Я принимаю тебя такой, какая ты есть. И прошу от тебя того же. Хорошо?

Она посмотрела на него так, будто видела его насквозь. У него появилось ощущение, что она понимает его лучше, чем он сам.

— Да, — тихо произнесла она. — Это был несчастный случай.

Он откинулся на подушки.

— Когда ты в следующий раз увидишь, что я наливаю себе стопку, напомни мне об этом похмелье.

Она поцеловала его в лоб.

— Так лучше?

— Лучше.

Она позвонила, чтобы принесли кофе.

Кингдон знал, что ничто не может поколебать его любовь к ней, но ему вспомнились те несколько мгновений после столкновения с деревом, когда он почувствовал себя свободным. Ему пришло в голову, что умереть — очень просто.

Поначалу в Гринвуде, как и в Паловерде до него, не было ограды, которая отделяла бы поместье от поросших чапаралем холмов вверху и от долины внизу. Но с годами Лос-Анджелес сильно разросся к западу, и новые дома уже подступали к поместью. Местную детвору, которая резвилась на еще не проданных незастроенных участках, привлекали таинственные зеленые заросли и высокие деревья вокруг Гринвуда. Юные следопыты были по душе Баду и веселили Амелию, но однажды один из них чуть не захлебнулся в плавательном бассейне. Пришлось хозяевам, хотя и с неохотой, обнести свои владения оградой.

Когда Три-Вэ подъехал к Гринвуду, ворота были заперты. Он вышел из «максвелла», чтобы звонком вызвать старика-привратника из сторожки. Прошло два дня после аварии, в которую угодил Кингдон, но Три-Вэ об этом еще ничего не знал. Он приехал повидать Бада, как они и договорились.

Он уже потянулся было к кнопке электрического звонка, как вдруг увидел, что по дорожке к нему быстро идет Амелия. После ночи фанданго они виделись наедине только однажды, да и то не по ее воле, в то утро, когда на город налетел суховей Санта-Ана, разметавший их в разные стороны на долгие годы... Она махнула ему рукой. Три-Вэ удивился. Неужели она вышла для того, чтобы встретить его? Глядя на Амелию, он чувствовал, что смотрит — словно время остановилось — на соседскую девочку, его подружку, его любимую...