Сара Ларк - Лазурные берега
— Это мы должны благодарить вас, мадам. Мы рады, что это дело имеет такое… такое безобидное объяснение. Вы знаете, что сегодня сбежал опасный бунтовщик. Он, без сомнения, ранен, а значит, ему понадобится врач. Ваш муж вел себя очень скрытно, когда мы спросили его о его последнем… хм… пациенте… — Жандарм многозначительно ухмыльнулся. — Ему до сих пор стыдно. Не будьте слишком строги к нему.
Жандарм прикоснулся рукой к своему головному убору и повернулся, чтобы уйти.
— Эта мадам прекрасна, как картинка, но такая фурия… — прошептал он своему напарнику.
Другой подмигнул ему:
— А чернокожая, наверное, нежная и покорная…
Виктор скрылся в доме, в то время как Деирдре продолжала ругать его, пока не затихли шаги жандармов. Затем женщина замолчала, посмотрела на Виктора — и разразилась истерическим смехом. Виктор не выдержал и тоже засмеялся, а когда смех Деирдре перешел в плач, обнял ее.
— Ты… это ты должен был упрекать меня, — всхлипывала она, — и за измену, и за обман, и… Это я проститутка, я…
Виктор успокаивающе погладил ее по спине.
— Ты только что спасла меня, — нежно сказал он и провел ее вглубь дома. — Если бы жандармы обвинили меня в помощи такому человеку, как Макандаль… Кстати, он мертв.
Деирдре всхлипнула еще раз, словно сожалея о смерти повстанца.
— А… другие?
Она хотела спросить, что с Цезарем, но этого имени не произнесла.
— Они направляются в горы, — ответил Виктор и сглотнул слюну, прежде чем ответить на невысказанный вопрос. — Цезарь чувствует себя хорошо, и очень похоже на то, что он станет преемником Духа. — Врач вздохнул.
Деирдре открыла дверь в свою комнату и подошла к встроенному в стену шкафу, в котором хранились запасы спиртного.
— Это уже стало традицией… — пробормотала она. — Мы должны поговорить, Виктор. Есть еще много такого, о чем ты должен знать. Ты прав, это… это нехорошо, если я все оставлю в тайне. Пусть даже это будет больно. Но я не хочу больше иметь никаких секретов от… от мужчины, которого люблю.
В то время, когда ночь медленно уступала место рассвету, Деирдре рассказывала Виктору о Джефе. Об их привязанности, возникшей еще в детском возрасте, и необъяснимо сильном притяжении, которое они, будучи уже взрослыми людьми, почувствовали друг к другу. В конце концов ее голова очутилась на плече Виктора, и Деирдре снова заплакала, когда рассказала о возвращении Джефа к пиратам.
— Ты был прав, я почувствовала себя полностью разрушенной. Это случилось так внезапно. И без прощания… Я ведь не знала…
— Разве ты не хотела уйти вместе с ним? — спросил Виктор. — Он ведь тебя звал…
Деирдре покачала головой.
— Я никогда не хотела уходить от тебя, — сказала она и наконец-то смогла посмотреть Виктору в глаза. — Я никогда не могла себе представить, как бы я жила с Джефом. Если… если ты меня больше не хочешь… Если ты меня прогонишь, тогда я вернусь к своим родителям на Ямайку.
Виктор посмотрел на ее покрасневшее от слез, но тем не менее прекрасное лицо. Все равно, что бы она ни натворила, он любил ее.
— За что я буду тебя прогонять? — спросил он тихо. — За то что ты любила своего… своего брата? За то, что ты поддерживала его? Ведь ничего другого не было, не так ли?
Деирдре наморщила лоб, и было видно, как под этим лбом работает мысль. Виктор не мог в это поверить, несмотря на то что она ему все рассказала… Но затем Деирдре увидела, что он улыбается.
— Нет, — твердо произнесла она. — Больше ничего не было.
Виктор поцеловал ее.
— В любом случае я хочу, чтобы ты осталась со мной, — сказал он. — Я никогда не желал иной жены. Всегда только тебя. Тебя одну.
Деирдре прикусила нижнюю губу.
— Однако это невозможно, — заметила она с хитрым видом. — Боюсь, что в настоящий момент я не одна… — Она провела рукой по своему пока что плоскому животу. — Вообще-то я… собственно… хотела сказать это в более подходящий момент. Но я… у меня уже второй раз не было месячных. У нас будет ребенок…
Она почувствовала себя желанной, когда Виктор обнял ее.
Глава 12
Бонни была счастлива, как еще никогда в жизни. Она лежала на своей удобной чистой кровати в квартире для слуг и держала в объятиях людей, которые значили для нее больше, чем кто-либо другой в этой жизни. Намелок и Либби крепко спали, пока Леон и Бонни любили друг друга, но после этого Намелок проснулась, и, чтобы ее плач не разбудил Либби, Бонни, недолго думая, взяла ее из кроватки и положила между собой и Леоном. Теперь малышка, довольная, лежала в тепле, защищенная объятиями приемной матери. А Леон обнимал ее и Бонни.
— Ты ведь знаешь, что должен будешь забрать нас обеих, правда? — спросила Бонни и провела пальцем сначала по нежному личику Намелок, а потом по широкому лицу Леона.
Леон указал на себя и улыбнулся.
— Папа! — произнес он и пощекотал животик Намелок. — Это должно стать ее первым словом.
— Первым словом будет «мама», — возразила Бонни. — Мы уже об этом договорились. Но Намелок ведь умная и быстро научится. Очень скоро она сможет произносить оба слова.
— Мама и папа… — Леон потянулся к Бонни и поцеловал сначала ее, а потом ребенка. — Она будет очень, очень красивая!
Он вздрогнул, когда Бонни вдруг спрыгнула с постели.
— Там, у двери, кто-то есть! — прошептала она.
В помещении было не совсем темно. Когда Намелок проснулась, Бонни зажгла свечу.
— Послушай-ка!
— Мы сейчас не можем стучать в каждую дверь. — Слова Джефа прозвучали приглушенно. — Иначе проснутся все рабы.
Бонни распахнула дверь.
— Это не жилье для рабов! — бросила она в лицо человеку, стоявшему на пороге. — Мы свободные люди! Так в чем же дело, Джеф? — Она испуганно отстранилась, узнав женщину рядом с ним. — Что она здесь делает? Разве ты не обещал мне, что оставишь меня в покое?
Сималуа выступила вперед.
— Он обещал мне забрать ребенка! — заявила она. — Это мой ребенок. Она масаи. Мы возьмем ее с собой в лагерь.
Но затем прозвучал далеко слышный голос Леона.
— Масаи? — спросил он. — С каких это пор масаи живут на Эспаньоле? Где ты пасешь свой скот, женщина? Где твой сын убьет льва, чтобы стать мужчиной?
Сималуа удивленно смотрела на высокого мужчину. Ее поразило то, что он знал обычаи ее племени.
— Мой сын будет убивать тысячу белых плантаторов, чтобы стать мужчиной! — воскликнула она голосом, исполненным ненависти. — Они хуже, чем львы. А скот у меня есть. И место для скота, и корм для скота. Скоро никто больше не будет ссориться из-за скота! Цезарь станет вождем нашего племени в горах. Мне и Намелок будут давать много скота! — Она с победным видом посмотрела на Бонни, которая совершенно определенно не могла назвать своей ни одну корову.
