Серж Голон - Анжелика в Новом Свете
– Слава Богу, это девочка! Она выживет… девочки более выносливы, чем мальчики…
Анжелика смазала нежную кожицу малютки подсолнечным маслом, запеленала ее и приложила к груди матери, у которой, к счастью, несмотря на все пережитое, молоко не пропало. Бедная женщина поведала им о тех смертных муках, что она вынесла, о немыслимо трудном переходе через лес, когда ноги совсем отказывались идти, о холоде, голоде, страхе. Госпожа Жонас, как и всякая уважающая себя торговка в Ла-Рошели, знала английский язык, и она переводила Анжелике.
Англичанка рассказывала, как, почувствовав предродовые схватки, она решила, что настал ее последний час. Но здесь индейцы неожиданно проявили человечность. Они соорудили шалаш, чтобы она укрылась там, и оставили ее на попечении мужа и сестры, отведя в сторону детей. Когда она родила, что произошло сравнительно легко, они вроде бы обрадовались этому событию и даже по-своему чествовали ее: танцевали, испуская при этом жуткие крики. Они согласились переждать сутки на месте, чтобы больная немного оправилась после родов, и целый день мастерили из веток носилки. Потом ее двое суток несли на них муж и Филей Догерти. Но вскоре они выдохлись, совсем выдохлись, в особенности ее муж, который сильно поранил себе ногу. А индейцы отказались нести носилки. Это унижало их достоинство. Они уже обсуждали, не лучше ли прикончить и женщину, и младенца прямо здесь, в лесу, но миссис Уильям даже в таком плачевном состоянии нашла в себе силы идти, и ее голгофа продолжилась. Сейчас она словно в раю, но завтра их мучения начнутся снова…
При мысли, что белые женщины останутся в руках туземцев, Анжелику охватывал гаев. Она поговорила с мужем – неужели нет никакой возможности избавить их от этой печальной участи? Увы, граф де Пейрак уже предлагал абенакам выкуп за всех пленников, но они отвергли его предложения. Они приняли подарки, ради которых согласились зайти в форт, но лишь когда он добавил несколько полных до краев мерок жемчуга, шесть ножей и по одеялу каждому, они пошли на небольшие уступки и остались еще на один день, чтобы дать пленникам окрепнуть.
Они слишком жаждали со славой войти в свою деревню, под восторженные крики соплеменников толкая перед собой свою «живую добычу», чтобы лишить себя этого удовольствия и прийти из такой далекой и опасной вылазки с пустыми руками. К тому же в Монреале у них есть друзья-канадцы, которые весьма похвалят их за то, что они содействуют спасению душ для французского рая.
И французы хорошо вознаградят их. Ведь они очень щедры, когда речь идет об обращении душ в их веру. Возможно, поскольку их в Америке так мало, они нуждаются в том, чтобы все невидимые силы были на их стороне. Тут уж их когорта выглядела великолепно: святые, ангелы, души их мертвых и души обращенных… Вот почему французские канадцы, хотя они и немногочисленны, в конце концов одолеют и ирокезов, и англичан. Квандеквиба не может предать французов, лишив их этих душ. Французы так на них рассчитывают! Ведь Человек Гром не поручится, что он заставит этих ингизов note 11 дать свое согласие на то, чтобы Черное Платье обратил их в свою веру? Не поручится, не так ли? Тогда к чему пустые речи?
Ночью Анжелика долго размышляла обо всем этом. Ее негодование было настолько велико, что она охотно взялась бы за оружие. Но хотя все до одного обитатели Вапассу были возмущены тем, что белые остаются в руках индейцев, граф де Пейрак не хотел рисковать, ведь это могло бы привести к войне с Новой Францией и абенаками. Нет, ради нескольких английских земледельцев он не пойдет на это. Анжелика в конце концов с болью в сердце согласилась с его доводами. Ей предстояло еще очень многое постичь в Америке.
Утро следующего дня она провела у изголовья девочки-англичанки. Даже при самом тщательном уходе нельзя было поручиться, что девочка выживет. Да и мать ее тоже уже не надеялась на благоприятный исход, считая Роз-Анн – так звали ее старшую дочь – уже не жилицей на этом свете. Она взволнованно наблюдала за хлопотами Анжелики.
Фермерша, должно быть, поняла, о чем говорили Анжелика и госпожа Жонас, а они говорили о том, что туземцы ни за какие посулы не желают уступить им своих пленников, и, представив себе, какие сырые, холодные ночи предстоят маленькой больной в лесу, когда они снова двинутся в путь, не могла сдержать слез, и они катились по ее щекам.
– My doughter will die! note 12 – прошептала она.
Днем Анжелика увидела, что индеец – хозяин маленькой Роз-Анн – сидит на камне у очага один и курит свою трубку.
Она присела напротив него.
– Ты когда-нибудь видел, как подпрыгивает гора? спросила она индейца. – Ты когда-нибудь видел, как зеленая гусеница спускается с неба и звезды дождем падают на землю?
Индеец, казалось, заинтересовался: это выразилось в том, что зрачки чуть повернулись в щелках его полуприкрытых век. Но Анжелика умела разгадывать мимику индейцев и не дала обескуражить себя каменным выражением его лица.
– А вот ирокезы видели. И уткнулись лицом в землю.
Индеец – его звали Скванто – вытащил изо рта наконечник трубки и подался вперед.
– Если ты тоже увидишь это зрелище, – продолжала Анжелика, – ты сможешь рассказать о нем своим братьям, и зачем тогда тебе твоя пленница, все и без того станут завидовать тебе, поздравлять с успехом. Поверь мне, она тебе вовсе не нужна. Такое зрелище, если его устроят для тебя одного, стоит того, чтобы ты согласился продать нам свою пленницу. Тем более ты ведь знаешь, она не вынесет дороги, умрет. Ну, что ты на это скажешь?
Соблазнительные, вероломные речи Анжелики вызвали спор между Скванто и его товарищами, и спор этот чуть было не перешел в потасовку. Другие индейцы завидовали Скванто. Почему это он один увидит такое волшебное зрелище? И в то же время ни один из них не хотел расстаться со своей добычей. Это вызвало у индейцев душевный разлад. Жоффрей де Пейрак примирил их, сказав, что если Скванто, один из них, сможет увидеть зрелище, то они, не лишаясь своей добычи, смогут коечто услышать и поведать своим соплеменникам о том, что они слышали. А Скванто им расскажет, что он увидел. Кстати, и для канадцев тоже будет совсем неплохо, если они узнают, что происходит в Вапассу.
В сумерки Скванто повели через перевал на другую сторону горы. И там он увидел, как скала вдруг раскрылась и с ужасающим грохотом выплюнула свои внутренности. А когда наступила ночь, три или четыре петарды, которые великолепно взлетели, несмотря на влажный воздух, завершили этот ослепляющий обман. Скванто вернулся к своим собратьям, и на лице его было такое же выражение, как у Моисея, когда он спустился с горы Синай.
