Флорентийка. Книги 1-4 - Жюльетта Бенцони
От гнева кровь бросилась в лицо Луки, и, выхватив из богатых ножен висящий на поясе кинжал, он кинулся с поднятым оружием на того, кто так дерзко бросил ему вызов.
— Вы пожалеете о ваших словах!
Филипп де Селонже даже не изменил позы и со снисходительной улыбкой смотрел на нападающего, как смотрят на безответственных детей.
— Что вы намереваетесь делать? Доказать вашу храбрость… и убить меня? — насмешливо спросил он.
— Я хочу сейчас же помериться с вами силами. Вы идете или я должен вас ударить?
— Вы действительно на этом настаиваете?
— Да, настаиваю!
— Бог мой, как вы скучны! — поморщился Филипп де Селонже. — Вы очень хотите закончить ночь, лежа в постели с двумя или тремя ранами? Мне кажется, что этот вечер можно лучше провести.
— Как, например?
— Хотя бы напиться. Вина монсеньора Лоренцо, хоть и не из Бургундии, достойны внимания. Или потанцевать с прекрасной дамой. Я очень хочу, чтобы вы убрались отсюда. У меня огромное желание занять ваше место у ног прекрасной мадемуазель, которой меня еще никто не удосужился представить.
Послышался низкий и глухой голос, и внезапно появился Лоренцо Великолепный. Двое мужчин почтительно отступили на шаг, приветствуя его.
— Это упущение, и я хочу его исправить. Позвольте, донна Фьора, представить вам графа Филиппа де Селонже, рыцаря ордена Золотого Руна, как вы уже могли видеть, посланника монсеньора герцога Бургундского. Я надеюсь, что вы, мессир Филипп, по достоинству оценили оказанную вам честь поприветствовать донну Фьору Бельтрами — одну из самых красивых девушек города и дочь уважаемого мною человека. Вы удовлетворены?
— Абсолютно, монсеньор!
Филипп поклонился Фьоре, словно императрице.
— Сделайте одолжение, пройдите в мой кабинет. Савалио вас проводит. А вы, обворожительная Фьора, доставьте мне радость потанцевать с вами!
Столь угрожающая только что атмосфера разрядилась как по волшебству. Два противника расстались: Филипп де Селонже последовал за капитаном дворцовой охраны, а Лука Торнабуони подал руку молодой светловолосой даме, появившейся в нужный момент. Фьора же направилась в зал для танцующих.
Лоренцо высоко поднял ее изящную руку, словно хотел полюбоваться своей дамой. Пока музыканты исполняли прелюдию, они возглавили второй ряд танцующих.
Фигуры танца отличались сложностью и требовали внимания. Фьора с жаром юности отдалась танцу. Что-то опьяняющее было в том, чтобы танцевать с выдающимся человеком, становясь мишенью для заинтересованных и завистливых взглядов.
Первый раз в жизни молодая девушка испытала радость от того, что стала центром внимания. Она поняла, что даже сам Лоренцо Великолепный не устоял перед ее чарами. Он смотрел на нее так, словно никогда раньше не видел. Фьора почувствовала, что краснеет под его настойчивым взглядом.
— Сколько тебе лет? — внезапно спросил Лоренцо.
— Семнадцать, монсеньор.
— Неужели? Я бы тебе дал больше. Это, несомненно, из-за твоей гордой осанки и привычки прямо смотреть в глаза.
Большинство девушек твоего возраста опускают глаза, стоит обратиться к ним, и я думаю, что в этом есть большая доля лицемерия. Ты этого вовсе лишена! Во всех обстоятельствах ты остаешься безмятежной… по крайней мере ты производишь такое впечатление.
— Потому что я не лишилась чувств, когда господин пригласил меня? — Фьора засмеялась музыкальным смехом, и теплый тембр ее голоса придал ей неожиданное очарование. — Что касается моего спокойствия, то оно обманчиво. Я прекрасно умею сердиться, а также краснеть…
— Я видел… и это прекрасно! Твой отец думает выдать тебя замуж?
— Не знаю, наверное, он уже хочет этого. И я также, сеньор Лоренцо, если говорить правду… Но здешние девушки не выходят замуж раньше двадцати лет.
— Какое ты странное создание! Многие девушки уже с десятилетнего возраста мечтают о муже, и, насколько я мог видеть, у тебя достаточно воздыхателей. Когда двое мужчин готовы драться из-за дамы, по-моему, это явное доказательство.
Ни один из двух не трогает твоего сердца?
— Никто. Тем более что Лука Торнабуони и иностранец собирались драться не из-за меня, а из-за представления, как проводят турниры здесь и в Бургундии…
— Вот в чем дело? Если бы я знал раньше, то приказал бы их арестовать. С красивой женщиной говорят только о ней. По правде, я разочарован.
— А я нет, — спокойно заметила Фьора. — Видишь ли, монсеньор, я не уверена, что ухаживают исключительно из-за меня самой… Боюсь, поклонников привлекает состояние моего отца, а я его единственная дочь.
Рука Лоренцо, лежавшая на талии Фьоры, еще сильнее обхватила ее. Он наклонился к девушке и строгим голосом сказал:
— Такие мысли не для юной девушки. Они даже не должны приходить тебе в голову. Радуйся, что ты молода и восхитительна на счастье тому, кто однажды придет к тебе и подарит любовь. Я начинаю думать, что во дворце Бельтрами нет ни одного достойного зеркала…
Пара танцующих рассталась, и на финальной фигуре Лоренцо Великолепный насмешливо улыбнулся Фьоре:
— Я тебе пришлю одно. А сейчас я возвращаю тебе свободу, прекрасный птенчик. Я ухожу, ибо меня ждут дела…
Танцующие остановились напротив почетных мест, где сидели Лукреция Торнабуони, мать Лоренцо и Джулиано, крупная импозантная дама в платье из черного бархата, расшитом серебром, и Кларисса, рыжая Кларисса Орсини, супруга Лоренцо, в платье из черной парчи и золотой накидке. Фьора сделала глубокий реверанс и затем удалилась, ища глазами Джулиано и желая удостовериться, был ли он свидетелем ее триумфа.
Но молодой человек сидел на коврике у ног Симонетты и не обращал внимания на происходящее. Он смотрел на прекрасную генуэзку, которая, улыбаясь, часто наклонялась к нему.
Эта пара представляла собой такую яркую картину куртуазной любви и рыцарства, что Фьора забыла о своей ревности и залюбовалась ими. Эта кожа необыкновенной белизны, на которой сверкали драгоценности и нежно мерцал жемчуг. Но что-то хрупкое было в совершенстве молодой женщины, и это поразило наблюдающую за ними Фьору. Всегда белая кожа Симонетты, казалось, стала почти прозрачной. Глубокое декольте открывало прекрасную грудь, но рисунок ключиц стал более рельефным. Что касается руки, лежащей на плече Джулиано, то она была просто невесомой…
Неужели Симонетта больна? Эта мысль словно обожгла Фьору. Внезапно она почувствовала глубокую жалость к этой женщине. Неужели Создатель позволит какой-то болезни испортить одно из самых совершенных своих творений? Симонетта была слишком молода и слишком красива, чтобы, глядя на нее, представить мрак могилы.
Ощущение, что кто-то находится за ее спиной, заставило молодую девушку резко обернуться. Она столкнулась с человеком, которого раньше никогда не видела.
— О! Примите мои извинения, — сказала она По-французски.
Человек,
