Дороти Иден - Говори мне о любви
Она еще оттянула занавеску, заботливо, всего на шесть дюймов, ее пальцы нетерпеливо тянулись к небу, такому голубому, и к верхушке багряника. Уильям наконец пошевелился, открыл глаза и посмотрел на нее.
И в долю секунды эйфория Беатрис улетучилась, потому что эйфория, как она знала, очень недолговечная эмоция. И то хорошее, что произошло не только для нее одной, не могло постоянно быть на высшей точке волнения.
Глаза Уильяма остановились на ней, словно он удивился, увидев ее впервые, как будто он забыл, что провел ночь с женщиной, или был разочарован, что эта женщина – именно она. Когда он совсем проснулся и осознал, где он и что происходит, его лицо приняло обычное любезное и дружелюбное выражение. Она не представляла себе, сколько надежд возлагала на то, что его безличная учтивость не повторится после этой ночи. Разве она не достойна чего-нибудь большего сегодня? Любовного взгляда, например? Но он вытянул руки и слегка лишь обнял ее.
– Доброе утро, дорогая. – Он раскашлялся. – Прости, обычно я рано пью что-нибудь горячее, чтобы прекратить кашель.
– Я сейчас позвоню кому-нибудь, – сказала Беатрис. – Что ты любишь? Я советую лимон с медом, это очень успокаивает.
– Правда? Тогда я попробую. – Он сел и с удовольствием ждал. – Храни тебя Бог, ты такая заботливая.
– Это обязанность жены.
Он опирался на подушки и выглядел по-мальчишески юным и снова очаровательным.
– Какое слово ты употребила – «обязанность»? Относится ли слово «обязанность» к прошедшей ночи? Был ли он достаточно искусен, чтобы ей было хорошо? Она надеялась, что он не заметит, как она дрожала сейчас, и торопливо набросила халат на ночную рубашку с обильно продернутыми голубыми лентами. Ее белье для медового месяца. А на самом деле пригодились свечи, при которых они ужинали в Париже.
Разумеется, она знала, что цивилизованные люди не говорят о том, как они были счастливы ночью. Такие беседы ведутся в темноте.
Глядя на мальчишеское лицо своего мужа, сосредоточенного только на ожидании удовольствия от горячего напитка, она обнаружила, что набралась больше смелости, чтобы сказать ему о своем обещании отправиться сегодня в магазин «Боннингтон». Она надеялась, что он позволит ей взять экипаж, и сказала ему об этом. Конечно, она будет очень счастлива, если он поедет сопровождать ее.
Он был удивлен, находя это более обидным, чем смешным.
– Ты предлагаешь, чтобы я был дежурным администратором в магазине? Нет, нет, – сказал он запальчиво, – я буду только посмешищем! Может быть, таким путем хитрый старый дьявол, твой отец, возьмет нас к себе в дом и заставит зарабатывать на жизнь?
– Я, а не ты, Уильям. – Она решила, что должна быть холодно рассудочной. Любовь не сделала ее кроткой и безобидной, благодарю покорно. – Ты знаешь, Уильям, что у папы сейчас паралич и очень важно, чтобы он не волновался. В данном случае, у него нет никого другого. Он объяснил мне несчастное положение дел, и я обещала все сделать. Это единственное, что я могу сказать.
– Что значит несчастное положение дел?
– Позже я расскажу тебе обо всем. – Она не рискнула нагнать на него скуку. – Поскольку я его дочь, люди послушаются меня. Я наведу порядок и к ленчу буду дома. Попозже тебе надо лечь, отдохнуть и принять что-нибудь от простуды.
Он снова лег на подушки, наслаждаясь ее заботой.
– Да, возможно, я так и сделаю. Но это не должно входить в привычку, не так ли, моя дорогая?
– Что? Ходить в магазин? О, я не думаю! Говоря по правде, папа хочет этого ради нас, чтобы наш сын мог научиться…
Она запнулась, увидев лицо Уильяма. Он моментально сел, высокомерный, как его мать.
– Дорогая, папа болен, ты должна оставить для него свои фантазии, – сказал Уильям. – Боюсь, что наш сын может выбрать себе военную профессию.
– Но ты не любишь военных. Неужели ты действительно предназначаешь ему карьеру, которую лично ты ненавидишь, а для него считаешь лучшей, чем торговля?
В его голосе послышалась агрессивность. Он не избавился от чопорности и снобизма и выглядел, как его мать.
– Драгоценная, прекратим разговоры, подобные этому. Ты ранишь мое сердце.
Он снова улыбнулся, очевидно считая это достаточным, чтобы маленькая ссора не разгорелась.
– Не будем спорить о воображаемой личности, – продолжил он, – которой может и не быть. Подойди и поцелуй меня.
Она подошла, немного поколебавшись, не будучи уверенной, что Уильям так непосредственно простил ее. И хотя она поцеловала его, он открыл ей глаза на многие вещи.
– Но он будет существовать, – пробормотала она.
– Кто?
– Наш сын.
– Я надеюсь, – он поцеловал ее еще раз, – моя маленькая хозяйка магазина.
Ее тело пронзило желание любви. Но он снова откинулся на подушки и собрался спать, сказав ей голосом своей матери:
– Конечно, ты можешь взять экипаж. Я редко пользуюсь им по утрам. Я останусь дома и проинформирую посетителей, что посылаю свою жену на работу.
– Уильям!
– Дорогая, сделай мне одолжение, развивай в себе чувство юмора, чтобы оценить мои шутки.
– Это замечание ты сделал серьезно?
– Боюсь, что да.
– О Уильям, ты ужасно любишь дразнить меня. Я буду дома к ленчу и дам распоряжения повару, прежде чем уеду. Обещай мне выпить горячий чай с лимоном и медом и оставайся все утро в постели.
Она хотела добавить «я тебя очень люблю», но удержалась, поскольку почувствовала, что не стоит упоминать о ночи. Между прочим, Уильям почти засыпал: Беатрис была слишком энергична, и он явно хотел освободиться от ее присутствия.
Беатрис очень хорошо понимала, какие сюрпризы ее ждут, когда она приедет в магазин «Боннингтон», и не намерена была заранее извещать о своем прибытии. И она не будет требовать проверки, чтобы обнаружить, запустил ли мистер Федерстон руки в кассу. Но он был там, где, как думала Беатрис, он будет – в позолоченной клетушке за кассой на подиуме, взгромоздившись на папину табуретку, наблюдая за магазином так, словно это была его собственность.
У нее вскипела кровь. Здесь папин магазин, а этот наглый человек – самозванец. Он пришел сюда с превосходной рекомендацией и легко мог проявить свои способности.
Ее женская интуиция, однако, немедленно подала ей сигнал об опасности. Она знала, что на некоторое время ей придется быть судьей с лучшим характером, чем у папы. Он был склонен думать, что трудная работа должна переходить из рук в руки с соблюдением честности. В прошлом ему повезло с персоналом.
– Да, мадам? – сказал мистер Федерстон, перепутав ее с покупательницей. Затем он узнал Беатрис и быстро слез с табуретки. – Прошу прощения, миссис Овертон. Я не ожидал такой чести, как визит высокой особы.
