Барбара Вуд - Свитки Магдалины

– Доктор Мессер, это интересные фотографии.

– Вот она! – Он вытащил конверт из-под тяжелого тома. – Я так и знал, что она где-то здесь, рядом. Так вот, эта рукопись и мои записи находятся внутри конверта. Что вы сказали? Ах, эти фотографии. – Он посмотрел на них. – Да… это нечто особенное…

– Можно спросить, что в них? От них невозможно оторваться.

– Да, вы нашли точное выражение. – Он тихо рассмеялся и передал ей александрийскую рукопись. – Это древние свитки, которые я сейчас перевожу. Надеюсь, работу скоро закончу.

– Вот как. Знаете, кажется, они какие-то странные. Но я могу и ошибаться.

– А что, вам что-то известно о древних свитках?

– Только то, что мне попадается в избранном предмете. Вторую фотографию я могу прочитать, потому что она на иврите. Остальные тоже представляют молитвы подобно этим?

– Нет… – задумчиво ответил он. – Нет, это не молитвы. Они больше напоминают… ну, признаться честно, я этого объяснить не в состоянии.

– Нет, я уверена, что раньше никогда не видела таких, текстов.

– Видите ли, – на его губах вдруг появилась улыбка, – это потому, что больше никто их раньше и не видел. По крайней мере, на протяжении девятнадцати столетий.

Джуди посмотрела ему прямо в глаза, соображая, о чем он говорит, но когда до нее дошел смысл сказанного, она прошептала:

– Вы хотите сказать, что их только что обнаружили?

– Вот именно.

У Джуди сделались большие глаза.

– В Израиле?

– В… Израиле.

Джуди громко вдохнула воздух, затем сделала выдох и вымолвила:

– Доктор Мессер!

– Да, конечно, это интересная находка. – Бен пытался говорить спокойно. Джуди начала волноваться, он это видел, он это чувствовал. Ее глаза округлились, голос напрягся. Видя ее реакцию, Бен распалился еще больше.

– Но я ничего не слышала об этом!

– В прессе пока ничего нет. Свитки нашли всего несколько недель назад и пока эту новость держат в тайне.

Джуди повернулась к фотографиям, совсем забыв, что держит в руке Александрийский канон. Тот потерял для нее былую важность. Выражение ее лица тронуло Бена, ибо в нем отражались мысли девушки, ее переживания, связанные с тем, что она только что сказала. Ее настроение удивительным образом сочеталось с его собственными переживаниями.

– Скажите, – в порыве эмоций спросил он, – вы хотели бы прочитать их? Я имею в виду свои переводы.

Она взглянула на него, словно не поверила своим ушам.

– Разве это возможно?

– Конечно. Пока еще это что-то вроде тайны, если мы понимаете, что я имею в виду, но думаю, все будет в порядке, если вы… – Бен уже сомневался, произносит ли его уста те слова, которые он действительно хотел сказать. После того как Бен, взяв записную книгу, отвел Джуди в гостиную, он пожалел о своей опрометчивости. У него были коллеги, другие профессора и специалисты в этой области, из которых кто-то мог оказаться наставником Джуди. Она могла проговориться в их присутствии…

Лицо девушки оставалось непроницаемым, пока она, закинув ногу на ногу, сидела на диване и читала его перевод. Джуди не отрывала глаз от страниц. Выражение ее лица ни разу не переменилось. Она дышала медленно и неглубоко. Джуди подалась вперед и сидела ненапряженно, длинные черные волосы упали ей на плечи.

«Значит, – подумал он, наблюдая за ней, – перевод не произвел на нее впечатления».

Однако когда Джуди Голден наконец оторвалась от записной книжки, ее глаза сказали то, что скрывало лицо.

– Не хватает слов, чтобы описать это, – тихо произнесла она.

– Да. – Он выдавил смешок. – Я понимаю вас. – Если Бен и был объективным ученым, точно переводившим свитки, то только сейчас. В Джуди Голден было нечто такое, что сейчас нарушило его спокойствие. Она реагировала совсем не так, как Энджи, которой эти свитки были безразличны. Нет, эта девушка с наклонной звездой Давида на шее реагировала точно так, как Бен того ожидал.

Он уже не жалел о том, что показал ей свой перевод.

– Позвольте мне рассказать вам о том месте, где их обнаружили. – Бен кратко описал Хирбет-Мигдалу, где велись раскопки, рассказал о том, как Джон Уезерби искал древнюю синагогу и в конце концов чисто случайно нашел целую «библиотеку».

Хранить драгоценные свитки в кувшинах, как вы знаете, было обычной практикой в древнем Израиле. Только до сего дня они были религиозного содержания. Видно, Давид бен Иона считал свои свитки не менее важными, чем Священное Писание.

– В этом нет сомнений! Ему ведь очень хотелось, чтобы его сын прочитал их. – Она уставилась куда-то вдаль. – Только интересно, почему он этого хотел.

– Мне тоже это интересно.

– Только вот печально.

– Что вас опечалило?

– То обстоятельство, что сын Давида так и не обнаружил их.

Бен уставился на Джуди Голден. Ее круглое лицо при свете лампы казалось бледным, а волосы – гораздо темнее и гуще.

– Мне это не пришло в голову, но думаю, вы правы. На двух кувшинах – тех, которые сохранились лучше остальных, – осталась его пометка в том месте, где они были запечатаны, а это означает, что их не открывали. К тому же, если бы его сын прочитал их, он бы не стал снова запечатывать кувшины и прятать их в тайном месте. Разве не так? Думаю, вы правы. Его сын… единственный человек, которому он хотел передать свитки… чтобы исповедаться…

– Как печально. Ведь эти свитки предназначались не нам.

Бен резко остановился, затем обошел комнату, включил несколько ламп, и все кругом озарилось ярким светом. Глупо переживать драму, которая завершилась две тысячи лет назад. Какой толк горевать по человеку, умершему двадцать столетий назад!

– Хотите кофе? – «Давид, но почему твой сын не нашел свитки? Что с ним произошло?» – У меня только растворимый.

– Благодарю, я привыкла только к растворимому.

«Боже мой, Давид, неужели ты не знал до того, как смерть закрыла тебе глаза, что твой сын никогда не прочтет эти свитки? Неужели ты умер, сознавая, что все это напрасно?»

Бен машинально передвигался по кухне – открыл воду, воткнул что-то в розетку, что-то достал ложкой. Вернувшись, он обнаружил, что Джуди снова погрузилась в чтение его перевода.

Он поставил чашки с ложками, сливки и сахар на стеклянную поверхность кофейного столика.

Нет, с досадой подумал молодой профессор, мы не те, кому полагается читать все это. Это должен был читать твой сын. Кем бы он ни был, что бы с ним ни случилось…

– Наверно, мой почерк не очень разборчив. – Он услышал собственный голос.

– Мне все понятно.

– Жаль, что я не умею печатать. Я так и не научился этому. Не представляю, в каком виде я отправлю Уезерби все это.

– Доктор Мессер, я охотно все напечатаю. Откровенно говоря, этим вы окажете мне честь.