Дэнис Аллен - Его сильные руки
– Я буду вести себя как ангел, дядя.
– Тогда пошли? – с облегчением вздохнул Реджи и предложил ей руку. – Экипаж ждет уже четверть часа.
Энни просунула руку в перчатке под локоть Реджи. Он вел ее через холл к входной двери, когда она сжала его руку и с улыбкой спросила:
– Ты ничего не забываешь, дядя?
– Гардения в петлице, театральный бинокль, деньги, чистый платок в кармане, – нахмурившись, пробормотал он. – Что же я мог забыть?
– Эхм!
Они обернулись на Кэтрин, которая так талантливо его передразнила. Она поджала губы, скрестила руки на груди и, уставившись в потолок, нетерпеливо постукивала носком туфли по персидскому ковру. Лучшего напоминания о том, что – вернее, кого – он забыл, невозможно было представить.
Выше всех своих достоинств Реджи ставил безупречные манеры джентльмена. Снова зардевшись, как роза – в последнее время этот цвет лица стал для него обычным, – Реджи предложил Кэтрин другую руку. Сделав это, он еще раз откашлялся, поймал себя на этом и покраснел еще сильнее.
– Да… э… Кэтрин, почему бы нам… хм… уже не поехать?
Кэтрин ослепительно улыбнулась, как царственная особа, дарующая милость мелкой сошке. Она величественно преодолела несколько шагов, отделяющих ее от Реджи, и протянула ему руку, зажав в другой набалдашник своей вездесущей трости. Энни благодарно сжала локоть Реджи, и они втроем двинулись через холл под шуршание шелка и бесконечное поскрипывание новых модных бальных туфель.
* * *Люсьен приехал в оперу с опозданием. Денди Делакруа считал пунктуальность старомодной. Он сразу направился в отцовскую ложу, намереваясь пробыть там первый акт, а потом потихоньку улизнуть и отправиться в домик на Рампарт-стрит, чтобы утонуть в страстных объятиях своей любовницы. После того как он узнал о последних злодеяниях Бодена, у него пропало всякое желание сплетничать и изображать светского льва в кругу своих «друзей».
В отблеске множества свечей четыре кольца с бриллиантами сверкали на его руке. Перед задрапированным входом в ложу он задержался, чтобы поправить галстук и взбить кружева на белой шелковой рубашке. В петлице его черного вечернего сюртука была белая роза. Последний глубокий вздох – и он готов предстать перед своим семейством.
Люсьен проскользнул внутрь и быстро оценил ситуацию перед тем, как обнаружить свое присутствие. На спектакле, кроме отца с матерью, присутствовали его младший брат Этьен и одна из нескольких сестер, Рене. Для Рене, которой в прошлом месяце исполнилось шестнадцать лет, это был первый выход в свет. Как и остальные его сестры, она была красива – высокая, гибкая, темноволосая.
В первом же антракте ложу начнут осаждать лощеные кавалеры, претендующие на ее внимание и благосклонность. Шампанское потечет рекой, пестрым веером конфетти начнут сыпаться комплименты. Уже за сегодняшний вечер она получит несколько предложений, а затем Жан-Люк Делакруа, тщательно оценив состояние и генеалогию каждого претендента, сделает выбор вместо Рене. Будет объявлено о помолвке, и она в должное время выйдет замуж по истечении традиционного срока обручения. И хотя Рене отличается от своих сестер, она беспрекословно смирится с волей отца, потому что так принято.
Мать, обернувшись, поманила к себе Люсьена. Он шагнул вперед, поцеловал сестру в щеку, поклонился Этьену, который ответил на его приветствие сдержанным кивком, и занял место рядом с матерью в первом ряду. Этьен критически относился к бесшабашному образу жизни Люсьена и при любом удобном случае демонстрировал свое неодобрение.
Отец изучал публику, разглядывая зал в бинокль, и не обращал внимания ни на великолепную арию, звучавшую со сцены, ни на присутствие сына.
– Мама, ты выглядишь очаровательно, как всегда.
– Люсьен, как я рада тебя видеть! – Она ласково улыбнулась и похлопала его по колену веером, усыпанным жемчугом. Произведя на свет двенадцать детей, из которых только семеро не умерли в младенчестве, Мари Делакруа сумела сохранить многие черты молодости и была довольно привлекательна. Ее темные волосы лишь едва тронула седина, а грудь, стянутая корсетом, была лишь на несколько дюймов полнее, чем тридцать пять лет назад, когда она выходила замуж.
– Вы успели устроиться, мама?
– После того как я столько лет подряд каждую осень заново обживаю городской дом, мне удалось усовершенствовать этот процесс. Вот почему отец настоял, чтобы мы оставались в Бокаже вплоть до открытия сезона в опере. Он считает, что приезжать раньше бессмысленно. Ты знаешь, как он любит поместье.
Люсьен покосился на строгий профиль отца с густыми, зачесанными наверх волосами над высоким лбом, с тонкими, упрямо поджатыми губами.
– Как папа?
– Не так хорошо, как он старается выглядеть, – прошептала мать, нагнувшись к уху Люсьена. – Иногда задыхается. Я опасаюсь за его сердце.
– Жаль слышать это.
– Люсьен, ты так редко приезжаешь в Бокаж!
– Я бываю там так часто, как того требуют дела.
– Ты знаешь, что отец был бы рад, если бы ты приехал просто для того, чтобы повидаться с ним.
– Мама, ты ошибаешься, если думаешь, что мое общество так приятно отцу. Мы можем обсуждать урожай, а сказать друг другу нам нечего. Он не станет говорить со мной о своем здоровье, а я привык не задавать вопросов, чтобы не нарваться на скандал.
– Он был бы так счастлив… – Она замолчала и порывисто сжала его руку, так что острые грани бриллиантов врезались в его пальцы. – Мы оба были бы так счастливы, если бы ты женился в этом году, Люсьен.
– Ты хочешь дискутировать на эту тему, мама? – беспечно усмехнулся он.
– Люсьен, ты виделся с Лилиан Шевалье с тех пор, как они приезжали к нам прошлой весной? Она так повзрослела, похорошела. Вот, возьми мой бинокль и посмотри на нее. После Рене, по-моему, это самая красивая девушка из присутствующих здесь.
Он нехотя взял из рук матери бинокль. И вдруг вспомнил, что у Кэтрин Гриммс тоже есть ложа в театре и что она неизменно бывала на открытии сезона. Погруженный в тягостные раздумья по поводу убийства в Бель-Флер, Люсьен упустил из виду, что может увидеть здесь Энни Уэстон. От этой мысли сердце его воспарило под своды оперы Нового Орлеана. Он вцепился в бинокль с мальчишеским нетерпением, которое испугало его самого.
Повинуясь чувству долга, он сначала направил бинокль на ложу Шевалье. Люсьен быстро нашел ее, следуя подробным указаниям матери, и бегло осмотрел мадемуазель Шевалье. Она была вполне хорошенькой, пухлой в нужных местах, красногубой, темноволосой, одетой в традиционное белое платье. При этом живости и подвижности в ней наблюдалось не больше, чем в мраморной статуе.
