Марша Кэнхем - Меч и роза
– Подожди, все еще впереди.
Он подал сигнал отряду, ждущему на краю болота, но в этот же миг его заметили в лагере. Тишину разорвал выстрел. Лорд Джордж Меррей воспользовался им как сигналом к атаке. В воздухе разнеслись пронзительные вопли волынок, волынщики выстроились по краю поля, издавая дерзкие, воинственные звуки. Вся армия уже выбралась из болота, через несколько секунд земля задрожала от топота тысяч бегущих ног. Те, у кого были мушкеты или пистолеты, разряжали их в сторону низких белых палаток, виднеющихся впереди, за полем, а потом на бегу перезаряжали оружие и снова стреляли, расходовали все запасы пороха и хватались за ножи. Остальные, кому не терпелось завладеть оружием противника, разматывали килты – шесть ярдов шотландки – и бросали их на землю, устремляясь в бой полунагими.
Волна сверкающих ножей взметнулась над полем, надвигаясь на лагерь. Солдаты Коупа ошеломленно смотрели на бурлящий живой поток, скованные ледяным страхом. Они дрогнули и обратились в бегство прежде, чем дело дошло до схватки. Выхваченные из пирамид мушкеты не дали ни единого залпа. Стреноженные кони неуклюже метались между палатками, на спины некоторых успели вскочить драгуны, которые, как и во время постыдного столкновения на мосту Колтс-Бридж, оказались самыми сообразительными и первыми пустились наутек.
Заметив, что драгуны бегут, пехотинцы последовали за ними. Но на краю поля их встретил еще один отряд мятежников. Англичане, которым хватило смелости или безрассудства ступить в бой с нападающими, погибли мгновенно: их сверкающие тонкие штыки не могли соперничать с пятифутовыми мечами, безжалостно отсекающими конечности и срезающими мясо с костей.
Взяв вражескую армию в клещи, горцы ринулись в битву, издавая боевой клич давних предков. Воздух рассекали пронзительные вопли, звуки волынок, стоны раненых. Только один отряд предпринял попытку оказать сопротивление. Капитан артиллеристов сумел подавить панику среди своих солдат. Холодно и решительно он отдавал приказы, а его подчиненные разворачивали массивные бронзовые пушки, готовясь к первому залпу.
Александер Камерон заметил, как поворачиваются орудия, и метнулся к ним. За ним едва поспевали Струан Максорли и Алуин Маккейл, не сводя глаз с зияющих черных жерл. На расстоянии сотни ярдов от цели Алекс вскинул над головой меч, призывая на помощь духов предков. Его сердце переполняла гордость, в памяти всплыл боевой клич Камеронов. Сквозь пелену ярости, заволакивающую глаза, он разглядел, как канониры подносят к пушкам тлеющие фитили. Из ближайшей к нему пушки вырвалось жаркое оранжевое пламя, ухнул взрыв, из ствола вылетел двенадцатифунтовый заряд картечи.
Залп скосил первые ряды горцев. Одни из них затихли навсегда, другие взлетели в воздух, рухнули и покатились по земле комьями окровавленной плоти. Алекса обдало обжигающей волной, он пошатнулся, оглушенный раскатом. Ему не хватало воздуха, на некоторое время он ослеп и оглох, но продолжал яростно орудовать мечом, прорубаясь сквозь живую стену.
Проскользнув между двух еще дымящихся пушек, он одним ударом выбил сверкающую саблю из рук офицера-артиллериста. Сабля описала грациозную дугу и скрылась в клубах желтого дыма. Офицер увидел свою смерть в глазах Алекса, и в ту же минуту меч рассек ему грудь. Брызнувшая кровь осыпала каплями руки Алекса. Второй канонир хотел было отразить удар врага, но острая сверкающая сталь вонзилась ему в спину. Слева от Камерона Алуин Маккейл рубил мечом и одновременно палил из пистолета. Струан Максорли также дрался неистово и отчаянно, обильно орошая землю кровью врагов. Ощутив острую боль в обнаженной руке, он обернулся и издал яростное гэльское проклятие. Солдат, который посмел нанести удар, в ужасе уставился на Струана – разъяренного великана, воплощение силы и бешенства. Мгновение оба смотрели на алые капли, проступившие на волосатом предплечье Струана, затем Струан выбросил вперед руку, схватил солдата за воротник и с силой ударил его о ствол ближайшей пушки. Череп солдата треснул, как спелая дыня, труп рухнул в траву.
Алекс перевел дыхание, вытер рукавом потный лоб и задумался о том, чья это кровь на рукаве – его собственная или его жертв. Безумие затмевало его разум. Он с удовольствием перевел взгляд на свою руку, сжимающую рукоятку окровавленного меча. Он чувствовал себя живым и полным сил, считал, что способен на все, что ему под силу преодолеть любое препятствие, справиться с любой угрозой. Ему хотелось запрокинуть голову и громогласно бросить вызов судьбе, хотелось торжествующе поведать миру, что он победил демонов прошлого, которые мучили его долгие годы, пока он бесцельно странствовал, дрался и убивал.
И вот теперь он сражался за Шотландию, за свою родину, семью, за честь своих предков. Он сражался и за себя, за свое право выбирать, где и с кем жить. Он сражался за Кэтрин и любовь к ней...
– Алекс, сзади!
Камерон услышал этот крик слишком поздно. Обернувшись, он увидел прямо перед собой пистолет, окровавленную руку и палец, нажимающий на курок. Больше он ничего не успел заметить: земля содрогнулась от выстрела, который эхом отдался в его голове, страшная сила швырнула его назад, ударила о колесо пушки. От нестерпимой боли в виске он лишился зрения и слуха, ощутил во рту привкус горелого мяса, пороха и крови.
Падая на труп солдата, Алекс успел заметить, что над ним склонился Алуин, но не расслышал ни слова и уже через мгновение провалился в кромешную темноту.
Генерал Джон Коуп был потрясен: мятежники явились неизвестно откуда и уничтожили не только тишину туманного утра, но и боевой дух армии. Они ворвались в лагерь подобно урагану, смели все укрепления, усеяли свой путь корчащимися, изуродованными телами. Драгуны в панике бежали. Артиллеристы полковника Уайтфорда успели дать всего один залп – их перебили у пушек.
С помощью полковников Хоума и Лаудауна Коуп предпринял отчаянную попытку вернуть бегущих кавалеристов и пехотинцев, даже приказал стрелять в беглецов, но тщетно. Офицеры остановились, лишь когда достигли дальнего края равнины.
Но струсили далеко не все, вспоминал Коуп, борясь со слезами горечи. Уайтфорд, Скотт, Лофтас, Кейн, Симмондс сумели справиться с перепуганными солдатами. Драгуны капитана Гамильтона Гарнера опять покрыли себя позором, но сам капитан сумел собрать отряд пехотинцев и оказал противнику достойный отпор.
Зато остальные солдаты побросали оружие и подняли руки, прося пощады. Они сбивались в стайки, падали на колени, охваченные ужасом. Их десятки, сотни, думал Коуп, сгорая от стыда. Целая армия капитулировала! Вся целиком, если не считать нескольких трусов, которые вскочили на коней и ускакали, едва услышав вой волынок.
