Ширли Басби - Сердце обмануть нельзя
Гайозо усмехнулся:
— Абсолютно все, мой генерал! Твое покровительство Нолану хорошо известно, даже несмотря на то, что в последнее время вы оба это скрываете.
Уилкинсон продолжал сохранять вид оскорбленной невинности.
Решив, что настало время дать понять генералу, как много известно о делах Нолана, Гайозо мягко прошептал:
— Я думаю, тебе пора узнать, что уже три месяца в ближайшем окружении Нолана находится мой шпион, — и прежде, чем Уилкинсон попытался прервать его, сладким голосом продолжил:
— Он сообщил, что Нолан, составляя какие-то карты, болтал о своем лучшем друге, очень важном человеке, генерале Уилкинсоне. И еще он хвастался, что последний решил отторгнуть от Испании земли западнее реки Сабины.
Уилкинсон выглядел так, будто вот-вот лопнет. Грудь распирал голубой, шитый золотом мундир так, что казалось, нитки, которыми пришиты пуговицы кителя, не выдержат. Лицо покраснело, а голос прерывался от ярости:
— Но это нелепость! Ложь! Большей чепухи я в жизни не слышал! — Уставившись на Гайозо тяжелым взглядом, он потребовал:
— Не верь в эту чушь! Бог мой, это выше моего разумения!
— Посмотрим, — непреклонно сказал Гайозо. По настоящему испуганный и сбитый с толку, Уилкинсон оперся о стол и стал уговаривать губернатора:
— Поверь мне, Мануэль! Я ничего об этом не знал! Ты должен мне верить!
Гайозо задумчиво посмотрел на него.
— Я действительно не знаю, во что верить, — наконец сказал он, — но думаю, что ты — человек неискренний.
Леони, вновь заглянувшая в окно, с удовлетворением заметила, что разговор подходит к концу:
— Отлично! Неужели они наконец закончат?
И, о мой Бог, пусть губернатор оставит векселя там, где они сейчас лежат.
Ее молитвы были услышаны. Гайозо поднялся из-за стола и направился к двери в той стороне, где находилась Леони. Она вновь опустилась на землю, и кровь ее застыла в жилах.
Гайозо остановился в дверях и сказал:
— Я должен еще раз сопоставить все факты, прежде чем представлю доклад вице-королю. Но хочу предупредить: не думаю, что доклад будет для тебя благоприятен.
Губернатор прошел в комнату для карточной игры. Уилкинсон некоторое время стоял у стола. На его лице смешались ненависть и страх. Краем глаза он заметил возле векселей карту и, будучи не в силах совладать с собой, торопливо спрятал ее в карман мундира. В это время Гайозо просунул голову в дверь и сказал:
— Ну-ка, налей мне коньяку. Он там, на столе. А потом иди сюда и попытайся еще раз объяснить, почему я должен тебе верить.
Направление движения руки Уилкинсона немного изменилось, и он почти машинально отхлебнул глоток коньяка. Секунду он смотрел на оставшийся в бокале напиток, а затем со злобной ухмылкой, исказившей его маленький рот, полез в карман мундира и украдкой вытащил небольшой белый пакет. Бросив быстрый взгляд на дверь, за которой скрылся Гайозо, Уилкинсон высыпал содержимое пакета в бокал. Взболтав его несколькими резкими движениями, он медленно направился к двери.
— Гайозо хочет написать вице-королю? Пытается подорвать мой авторитет у испанцев? — Уилкинсон улыбнулся. — Нет! Губернатору следовало бы знать, что никто не смеет перебегать дорогу Уилкинсону!
Не слыша более шума, Леони вновь заглянула в окно и, обнаружив, что комната пуста, почувствовала прилив сил. Наконец-то наступил ее час! Все сегодняшние дедушкины карточные долги сейчас будут у нее в руках.
Сдерживая дыхание, Леони осторожно подергала раму и, к своему удовлетворению, обнаружила, что окно не закрыто. Она медленно приоткрыла его и тихо, так, что, казалось, слышны лишь удары ее сердца, проскользнула в комнату.
Леони пришлось подавить в груди легкий испуг, когда она поняла, что должна пройти мимо открытой двери, через которую были видны губернатор и генерал, все еще занятые беседой. С минуту она наблюдала за мужчинами и заметила, что губернатор ведет себя как-то странно. Его лицо как будто исказила страшная боль, но толстого человека, это, казалось, не беспокоило.
Отведя взгляд от двери, Леони скрестила на счастье пальцы и быстро, как кошка, проскользнула мимо. Уверившись, что ее не заметили, Леони на подкашивающихся от страха ногах заспешила к губернаторскому столу. Непослушными пальцами Леони схватила стопку векселей и спрятала их в ридикюль.
Волна ликования охватила ее. Векселя были в руках. Улыбка появилась на лице Леони. Она уже было направилась к окну, когда, к своему ужасу, услышала, как кто-то приближается к двери.
Леони оглянулась в поисках места, где можно было бы спрятаться, и, не найдя ничего подходящего, в панике бросилась к другой двери, которая вела в коридор. Глаза Леони расширились от страха, сердце бешено билось. Крепко сжимая в руке ридикюль, она огляделась в поисках выхода.
Боясь быть настигнутой, Леони побежала по коридору туда, где, как ей казалось, был выход. Ковер, покрывавший коридор, скрадывал ее шаги, а свечи в подсвечниках на стенах указывали путь. Коридору, казалось, не будет конца, и после нескольких поворотов Леони поняла, что заблудилась. «Мой Бог! Я потерялась в губернаторском доме. Где же выход, — подумала она, подавив нервный испуганный смешок. Она остановилась, чтобы собраться с мыслями. — Думай, Леони, думай, — говорила она себе, — надо найти выход». Она пробежала мимо нескольких закрытых дверей и наконец пришла к выводу, что оставаться посреди огромного коридора опасно. Звук открывающейся двери окончательно лишил ее сомнений. С пересохшим от страха ртом, она скользнула в ближайшую дверь какой-то комнаты. «Слава Богу, она пуста», — с облегчением подумала Леони…
Глава 5
Леони ошиблась. Не ведая об этом, она стояла с бьющимся сердцем, прижавшись спиной к двери. В комнате было темно. Леони глубоко вздохнула и поблагодарила Бога, что в комнате есть два больших французских окна, открывающих прекрасную возможность для побега, и уже сделала было шаг к одному из них, когда мужской голос заставил ее застыть на месте.
— А я уж удивился, неужели Гайозо про меня забыл? — сказал Морган, лениво потянувшись к Леони, которую он принял за девушку, присланную ему губернатором.
Когда Морган отправился к себе в комнату, ему хотелось только спать, но, лежа обнаженный в постели, он понял, что прежние кошмары вновь возвращаются к нему. Перед его взором предстало лицо Стефании, ее смеющиеся губы, манящее тело, а затем — мертвый Филипп. С проклятием Морган вскочил с постели и накинул черный бархатный халат.
Глоток коньяка из графина на маленьком столике у французского окна не смог уменьшить сердечную боль и охладить ненависть к умершей жене. Резким движением Морган налил еще бокал коньяка и выпил его залпом. Горьковатая жидкость обожгла горло, помогая отрешиться от навязчивых мыслей;
