Элизабет Торнтон - Игра или страсть?
Он сделал глоток кофе, прежде чем осторожно продолжить:
– Вы не выдали никаких тайн, миссис Ладлоу. Эдвина рассказывала мне обо всем этом в одном из своих писем. И я бы сказал, она показалась мне такой же нормальной, как и мы с вами.
– Она писала вам? Брэнд кивнул.
– Когда это было?
– За несколько недель до несчастного случая. Меня не было в городе, и письмо я получил только после похорон. А почему вы спрашиваете?
– Когда я нашла мисс Ганн возле лестницы, ее пальцы были в чернилах, но ни я, ни констебль не нашли никакого письма.
Вот это уже было кое-что новое, первое указание на нечто необычное.
– Еще только один вопрос, – сказал Брэнд. Когда женщина взглянула на него с беспокойством, он заколебался. Ему не хотелось пугать ее. Хотелось завоевать доверие, чтобы она рассказала обо всем, что знала. У него еще будет возможность поговорить с ней. Круто изменив направление, он спросил: – Как вы делаете омлет таким воздушным?
* * *Поднимаясь вверх по склону холма к дому, Брэнд не мог не размышлять над иронией судьбы. Когда он стал достаточно взрослым, чтобы жить самостоятельно, то ушел из Прайори, поклявшись никогда не возвращаться. Но все вышло иначе. Даже после смерти отец умудрился сделать так, что последнее слово осталось за ним. Согласно герцогскому завещанию Брэнд стал единственным опекуном своих сводных брата и сестры. Все ожидали, что он откажется от опекунства и передаст его своему дяде, лорду Роберту, но Брэнд не мог этого сделать. У Роберта не было ни желания, ни возможности управлять делами Эндрю, зато у Брэнда они были, и он намеревался сделать своего сводного брата достойным великого имения.
Когда дворецкий Хартли открыл парадную дверь и впустил его в большой зал, у Брэнда возникло ощущение, будто время повернуло вспять. Мальчиком он думал, что Хартли лет восемьдесят. Дворецкий нисколько не изменился. Как, впрочем, и большой зал. Те же бесценные гобелены на стенах, тот же рыцарь в доспехах верхом на боевом коне.
– Вы хорошо выглядите, сэр, – заметил Хартли со слабой улыбкой и сообщил, что дамы завтракают в утренней комнате.
– Только дамы? – спросил Брэнд. Хартли кивнул.
– Лорд Роберт и леди Теодора гостят у друзей в Виндзоре. У них есть кобыла, на которую ее милость положила глаз.
Это похоже на Теодору. Лошади и охота были любовью ее жизни. У нее не было детей, а с мужем они жили плохо. Лорд Роберт, возможно, и сопровождал жену в Виндзор, но там каждый жил своей жизнью.
– А его милость? – спросил Брэнд, имея в виду Эндрю. От улыбки кожа на худом лице Хартли собралась в складки.
– О, молодой герцог с управляющим на ферме.
Это было именно то, что Брэнд хотел услышать. Богатство Фицаланов зависело от сельских угодий и ферм. Крайне важно, чтобы молодой герцог был сведущ во всех аспектах управления имением. С помощью мистера Терренса, управляющего имением, лично подобранного Брэндом, образование Эндрю началось.
– Не нужно меня объявлять, – сказал он Хартли и прошел через большой зал в западное крыло.
Войдя в утреннюю комнату, Брэнд остановился и окинул ее быстрым взглядом. Вдовствующая герцогиня, его бабушка, сидела во главе стола, величественная, как всегда, одетая по моде прошлого века. По правую руку от бабушки сидела ее давняя неизменная компаньонка мисс Каттер, которую он про себя окрестил Попрыгунчиком из-за привычки перескакивать с одной темы на другую и оставлять после себя полнейшее смятение. У буфета расположилась его сводная сестра Клэрис, молодая женщина под тридцать, красивая, с сильными чертами Фицаланов и грозными черными бровями.
Эта устрашающая грозность была характерна для всех Фицаланов, включая и его самого, поэтому, когда Фицаланы затевали сражение, те, кто поумнее, спешили в укрытие.
Бабушка заметила его первая.
– Ну, – сказала она, – не стой там как лакей. Входи, входи!
Брэнд послушно подошел к бабушке и поцеловал ее в пергаментную щеку.
– Ваша милость, – пробормотал он с уважением, приправленным иронией.
– Ты с каждым днем становишься все больше похожим на отца, – заметила бабушка.
Их глаза встретились. Его изумляло, что теперь он искренне обожает эту воистину грозную даму, которая в юности выводила его из себя. Очевидно, возраст смягчил его.
– Туше, – пробормотал Брэнд, и бабушка слегка усмехнулась.
– Итак, – подала голос Клэрис, – блудный сын вернулся. Чем мы обязаны такой честью?
– И тебе доброе утро, Клэрис, – любезно отозвался он и поздоровался с мисс Каттер.
Мисс Каттер, обеспокоенная невежливым тоном Клэрис, вмешалась:
– Какой же он блудный сын, леди Клэрис? Брэнд уехал из Прайори и нажил состояние, как этот милый мистер Льюис, занявший место Сойера. Он, конечно, не местный, но говорят…
Бабушка взяла ситуацию в свои руки.
– Лотти, – решительно сказала она, – пожалуйста, позвони в колокольчик, чтобы Хартли принес свежего чаю.
– В чайнике еще есть чай, – ответила мисс Каттер.
– Да, не стоит тревожить Хартли, – отозвался Брэнд. Бабушка кивнула. Ее взгляд обратился к Брэнду.
– Итак, мы слышали, ты решил заняться политикой? Сядь и расскажи мне об этом.
У ее светлости, как он знал, имелись свои способы выяснения происходящего, поэтому он как можно более сжато поведал ей о своих планах. Это вызвало лишь умеренный интерес, до тех пор пока он не упомянул, что открыл дедушкин дом и собирается поселиться там до окончания выборов.
Бабушка слышала, что дом открывается, но не знала, что Брэнд намерен жить там столь продолжительное время.
– А чем тебе не подходит Прайори? – спросила она, вперив в него свой пристальный взгляд.
Помешивая чай, Брэнд воспользовался моментом, чтобы привести мысли в порядок. Он не хотел жить в Прайори, потому что ему нравилось быть хозяином в своем доме, а здесь хозяев и без него хватает.
– Я бы не хотел доставлять вам неудобства, мэм, – ответил он. – Ко мне будут постоянно приходить люди, причем и в неурочные часы. Я буду принимать не гостей, а коллег.
– Ой, Бога ради, – прервала его Клэрис, – избавь нас от своих отговорок. Ты никогда не считал Прайори своим домом, а нас – своей семьей. Почему отец сделал тебя попечителем наших капиталов – выше моего понимания.
– Хватит, Клэрис, – велела герцогиня грозным голосом.
Брэнд взглянул на Клэрис и почувствовал раздражение, но не на свою сводную сестру, а на отца. Герцог отдал ее капитал в руки опекуна. Они с мужем могли тратить доход с капитала, но сам капитал был отложен для следующих поколений. Она не могла поносить герцога, поэтому сделала объектом своих нападок опекуна.
Его зять обладал более добродушным нравом. Освальд воображал себя антропологом, что означало, что он обожал копаться в развалинах и древних курганах в поисках артефактов минувших веков. Деньги не имели для него значения, и он, живя в палатке, был бы точно так же счастлив, как и в роскошном доме своей жены. Брэнду очень нравился Освальд.
