Мэриан Палмер - Белый вепрь
Слова эти, хоть и едва слышно сказанные, эхом отозвались в лестничном колодце. Их услышал вместе с удаляющимися шагами короля Кларенс, неподвижно стоявший у стены. Архиепископ уже ушел — подобрав рясу, он поспешил за королем. В иной ситуации Кларенс расхохотался бы, но сейчас ему было не до смеха. Он все еще не двигался с места, мучительно соображая, что же теперь делать и куда идти. Словно в тумане, он вспоминал, что где-то у него есть жена, девочка, которую подложили к нему в постель, чтобы у дочери графа Уорвика родился сын Плантагенет. Когда-то ему казалось, что это большое дело — стать зятем великого графа, и только теперь понял, какая роль ему предназначалась. И не было во всей Англии человека — от последней кухарки до стремянного в Вестминстере, что с лукавой улыбкой подводил к нему лошадь, — который не понимал бы того же.
Звук легких шагов сверху оторвал его от печальных раздумий. Кларенс выпрямился, вытер густо покрасневшее лицо и быстро двинулся к башенной двери, через нее можно было попасть к крепостной стене. Осторожно спускавшийся по лестнице другой, верхней, башни Фрэнсис успел заметить его спину.
В самом замке никого не было видно. Зато во внутреннем дворе кого только не было: лорды, рыцари, пажи, помещики, слуги и солдаты с алыми знаками Невила — лица последних явно выражали растерянность, а возможно, даже страх. «Понимают, что происходит», — самодовольно подумал Фрэнсис. Он увидел своего родственника Бэкингема. Тот оживленно разговаривал о чем-то с Джоном Хауардом, землевладельцем из Норфолка, оказавшим королю, пожалуй, большие услуги, чем иной барон. Недалеко от них граф Уорвик непринужденно беседовал с Эссексом и Маунтджоем — могло показаться, что их появление в Понтефракте доставляет ему глубочайшую радость. На ступеньках, ведущих в башню, Эдуард вместе с Гастингсом и Ричардом Глостером приветствовали столпившихся вокруг них людей, называя каждого по имени. Несколько всадников под штандартами с изображением белого вепря стояли прямо у ворот; один из них, облаченный в кожаный плащ с металлическими застежками, сидел на гнедом жеребце и рассказывал что-то своему спутнику, лица его почти не было видно, но Фрэнсис пригляделся, неуверенно шагнул и вдруг помчался через весь двор прямо к воротам. В нескольких шагах от арочного сооружения он все-таки остановился, еще раз внимательно посмотрел на всадника, подошел вплотную и, положив руку на мощный круп коня, сказал с улыбкой:
— Для такой животины плюмаж можно бы подобрать и побогаче, а, Филипп? Вы что же, кузен, готовитесь принять вахту?
Филипп, которого прервали на полуслове, растерянно посмотрел на юношу, почти прижавшегося к его шпорам, и произнес:
— Бог мой, да ведь это Фрэнсис! — Он нагнулся, чтобы обнять кузена. Оба рассмеялись. — Как я рад, что вы здесь. Как дела?
— Слезайте с лошади, и я все вам расскажу, — предложил Фрэнсис. — При этих словах собеседник Филиппа — рослый, огненно-рыжий, весь в веснушках молодой человек — обернулся и, издав возглас изумления, подъехал к ним.
— Фрэнсис? — Тот почувствовал на себе взгляд голубых глаз и знакомую улыбку. — Вы только посмотрите, в кого превратилось это дитя! А ведь еще и трех лет не прошло, как он, помню, в сундук залез от страха, что его поймали в стогу сена с дочерью хозяйки пивной.
— А разве она вам тоже нравилась? — невинно спросил Фрэнсис. — Чего же вы не сказали мне, Роб? Помню, она говорила, что вы совсем недурны на вид, особенно когда темно, а свеча светит в затылок. — Он небрежно поглаживал жеребца по начищенным бокам, но лицо у него так и горело, хотя, казалось бы, что тут такого, подумаешь — воспоминание трехлетней давности. Ловко ускользнув от жеребца, который собрался ткнуться мордой ему в ухо, он перешел на другую сторону. Тут, задыхаясь, подбежал какой-то юный рыцарь:
— Филипп, у нас тут новенькие прибыли. Посмотрите?
Филипп быстро обернулся. У ворот скопились всадники. Те, что были в первых рядах, поднимая над головами знамена, поспешно въехали во двор. По мере их приближения все зашевелились.
— Нортумберленд, — пробормотал Роберт Перси, не отрывая взгляда от второго брата графа Уорвика. — Хотелось бы знать, что ему здесь нужно!
Не обращая внимания на взгляды и перешептывания, Джон Невил неторопливо проехал в центр двора, спрыгнул с лошади и бросил вожжи конюшему. Многие не сразу вспомнили его: после того как король Эдуард в благодарность за оказанные ему услуги пожаловал Джону Невилу титул графа Нортумберленда, его редко видели южнее Трента. В наступившей тишине к Джону Невилу подошел Уорвик; хотя двор был заполнен людьми, все расступились, чтобы дать возможность родичам поприветствовать друг друга. Взгляды Джона Невила и его кузена, все еще неподвижно стоявшего у входа в башню, пересеклись.
Уорвик вряд ли понимал, с кем переглядывается его брат. Он посмотрел на спутников Джона, стараясь прикинуть, какую силу он привел с собой. Убедившись, что графа сопровождает только немногочисленная и к тому же безоружная знать, он расстался со своей последней, на миг вспыхнувшей надеждой. Никак не выказывая своих истинных чувств, он полуобнял брата и произнес несколько приветственных слов, Нортумберленд почти ничего не расслышал — он уже направлялся к входу в башню.
— Ничего не скажешь, Дикон, неплохое блюдо вы изготовили, — сказал он, все еще жадно глотая воздух после быстрой скачки. Услышав это полузабытое детское прозвище, Уорвик слегка передернулся. Стараясь не отставать от брата, с его широким солдатским шагом, он проговорил негромко:
— Все могло быть иначе, если бы ты был рядом. Я ведь звал тебя, но ты не откликнулся.
Ни один мускул не дрогнул на лице Нортумберленда.
— Я служу королю Эдуарду, — ответил он. — И пока он не делает мне ничего дурного, я буду хранить ему верность.
Уорвик промолчал. Они подошли к входу в башню. Джон Невил опустился на колени, поцеловал протянутую руку короля.
— Мой пленник и родственник, — торжественно произнес Эдуард и, улыбнувшись, знаком велел Невилу подняться. — Любимый мой кузен Нортумберленд, я счастлив вас видеть.
В этот момент подошел разряженный герцог Бэкингем. Он тоже хотел поприветствовать своего родича Джона Невила. Уорвик задумчиво посмотрел на него; молодого Бэкингема забросили во двор королевы Елизаветы, как зерно в плодородную почву — на вырост: со временем он непременно женится на какой-нибудь девушке из семейства Вудвил{47}. Сам молодой человек этому открыто противился, поэтому его появление неприятно поразило Уорвика: он-то считал, что уж кто-кто, а Бэкингем вовсе не желает своему родичу Эдуарду процветания. И тем не менее король во главе своих вассалов, здесь, лучится неподдельной радостью, непринужденно обменивается шутками с Гастингсом и всячески старается включить в общий круг веселья Ричарда Глостера.
